Всякая революция, приобретающая в конце концов мировое содержание, не является социальной. В этом главная ошибка марксизма, выказывающая его редукционистский характер. Великая французская революция 1789 года и Октябрьская революция 1917 года, называемая еще социалистической, не были собственно социальными революциями. Таковыми их можно назвать основываясь на концепции Маркса, сужая антропологический потенциал революций исключительно до социального контекста.

И революция во Франции, и революция в имперской России были цивилизационными революциями. Это означает, что они, независимо от декларируемых политико-социальных целей, выходили на вопросы изменений культуры и системы мотиваций, изменения этические и эстетические, изменения картины мира (онтологии) и изменения видения перспективы (транзитологии) целого мира.

Цивилизационная революция в Украине требует инноваций

Мы должны пересмотреть контекст Революции Достоинства в Украине, первый этап которой (2013-2015) имел вовсе не узко социальный, а цивилизационный характер. Иначе говоря, Украина не просто меняла свою геополитическую ориентацию, то есть, от подчинения Российской цивилизации переходила к подчинению западно-европейской цивилизации, — Украина пыталась медленно и спорадически создавать новую цивилизацию.

Ради интеграции в Европу, экономических изменений, борьбы с коррупцией и олигархией не стоило делать революцию в Украине. Здесь вполне бы подошли реформы, столь же медленные, как и все процессы в Украине. Революция в Украине была предопределена цивилизационным разрывом между архаизирующейся Россией и прокрастинизирующейся Европой. Украине как стране фронтира не оставалось выбора, как бунтовать против одного и другого, пытаясь предъявлять собственные цивилизационные новшества путем сетевой фрагментации территории и анархистского общественного давления на собственный правящий класс и более того — амбивалентного давления на западную цивилизацию, что предопределило вовлечение всего мира в украинскую революцию.

Однако именно слабая и маловлиятельная позиция украинских интеллектуалов предопределила медленные изменения в Украине и контрреволюцию весной 2016-го года. Украинские интеллектуалы были не просто разобщены концептуально — они были разобщены социально: как находящийся на коррупционном содержании креативный класс и жертвенная прослойка маргиналов от интеллектуализма.

Ключевой проблемой украинской революции также оказалась неготовность правящего класса и даже общества в целом к инновациям, которые предлагались узкой прослойкой интеллектуалов. Общество в целом более доверяло журналистам и телеэкспертам, которые представляли позиции умеренные и по-разному компрадорские — с российским внешним управлением или с западным внешним управлением.

Столетия украинской истории приучали украинского общество к медленности и постепенности преобразований. Украинцы как представители фронтирной цивилизации всегда помнили — радикальность изменений в стране фронтира неизбежно приводит к внешней агрессии и затем к Руине на долгие десятилетия.

В этом смысле обществу сложно распознать — когда происходят геополитические изменения и социальная революция, а когда происходит цивилизационная революция. Чтобы это распознать, нужно доверять собственными интеллектуалам. Однако в стране, где собственная власть была большую часть исторического времени чужая, а интеллектуалы в позиции креативного класса работали на чужую власть, интеллектофобия стала способом дистанции от власти.

Все эти обстоятельства и предопределили то, что цивилизационная революция не была распознана украинским обществом. И соответственно обществом не было же принято простое, но с очень сложными последствиями решение — реформ в этой революции не достаточно, нужны инновации, причем цивилизационного уровня.

Поэтому большинство инноваций, предложенных украинскими интеллектуалами, были не то что не реализованы, но даже не приняты к рассмотрению, не распознаны, а то и вообще не обнаружены. Украинское олигархическое в своем подавляющем большинстве телевидение оказалось отличным котрреволюционером, а критика и троллинг социальных сетей, запущенная олигархическими экспертами, оказалась не в состоянии конкурировать с телевидением.

Место инноватики среди других типов транзитологических изменений

В книге Никитина-Чудновского (Никитин В., Чудновский Ю. Основание иного — К.: Оптима, 2011, 176 с. с илл., с. 56) приводится схема позиционного места инноватики среди других типов изменений/преобразований. Я называю эту схему «Транзитологическая иерархия Никитина».

Популярные статьи сейчас

Зеленский встретился с главой ЦРУ Бернсом: война закончится

МВФ спрогнозировал, когда закончится война в Украине

Новая пенсионная формула: как изменятся выплаты для 10 миллионов украинцев

40 тысяч гривен в месяц и более года на больничном: названы ключевые изменения в социальном страховании

Показать еще

Здесь семь уровней транзитологических (претендующих на иное) изменений — начиная от ремонта и заканчивая смысловым управлением. Всякий уровень изменений может быть понят и отрефлексирован лишь на более высоком уровне, кроме самого высшего, который может иметь более высокую позицию «пророк», управляющую смыслом иррациональным образом и спорадически. Поэтому каждый более высокий уровень управляет более низким.

Вопросы реформ и модернизации находятся на самых нижних уровнях транзитологии. Эти два уровня, как правило, имеют внешнее управление — как с точки зрения оперативной ситуации, так и с точки зрения образов, эталонов и норм, заимствуемых извне, а не разрабатываемых непосредственно.

Уровень политики связан со столкновением осознанных групповых интересов и перспектив, где путем конфликтов периодически достигаются и разрушаются равновесия в процессе неоднородных изменений. На этом уровне именно и возможно проводить лишь модернизацию и реформы. Однако уровень политики принципиально неспособен к стратегированию.

Для стратегирования нужна государственническая элита, которая мало участвует в политических играх, строит стратегии цивилизационного развития, под которые продвигает президентов, формирует те или иные политические партии для парламента, создает те или иные судебные системы и поддерживает правовой режим справедливости в обществе.

Уровень инноватики это уровень свободного предпринимательского обновления цивилизации. Он всегда непредсказуем — не то, что для политики, но даже и для позиции стратегирования, то есть для элиты в целом. Если элита чутка к инновациям, она может их вовремя подхватывать. Очень продвинутая элита может даже стимулировать инновации, но это бывает редко.

Уровень смыслового управления это уровень философов, поэтов, писателей и религиозных деятелей. Этот уровень собственно и призван обнаруживать инновации и создавать для них новые содержательные перспективы, продуцируя при этом новые смыслы. Отдельные и очень редкие представители из этого уровня могут переходить на следующий уровень — пророков, о которых уже упоминалось. Пророки спорадически и иррационально управляют смысловым уровнем.

Эта схема показывает, что кризисы, особенно мировые кризисы, всегда забрасывают человечество на уровень инноваций. Однако общество, особенно развращенное потребительством, может отказываться от инноваций, передоверять инновации некоторому влиятельному или, наоборот, маргинальному слою общества, то есть симулируя инновации или вообще отказываясь от них.

В нынешнем мировом кризисе основные инноваторы поступили следующим образом. США привлекли под цели инноватирования корпорации и корпоративных предпринимателей, дав им карт-бланш на цивилизационное обновление. Китай, воруя и осуществляя чужие инновации, изо всех сил пытается научиться производить собственные. Россия симулировала псевдоинновации, проводя агрессивную архаизацию в большинстве сфер цивилизационного существования, кое-как пытаясь инноватировать лишь свое военное вооружение и технологии манипуляции общественным сознанием. Европа прократистинизуруется (скатывается по иерархии вниз — от уровня стратегии) и подпадает под влияние России.

В этом смысле по предложенной схеме дело обстоит так. США пытаются удержаться на уровне смыслового управления, обеспечивая инноватику корпоративными субъектами (что без собственной философской традиции сделать будет очень сложно). Китай пытается с уровня стратегирования выйти на уровень инноватики. Россия с уровня политики пытается выйти на уровень стратегирования, но блокировка реформ и демодернизация не позволяют ей это сделать. Европа пытается удержаться на уровне стратегирования, но скатывается на уровень политики.

Украина имела шанс в ходе революции подняться на уровень инноватики, но, не преодолев сопротивление олигархии и коррумпированной системы политики, скатилась на уровень реформ и имеет негативную перспективу скатиться на уровень модернизации.

Что такое инновации?

Инновация или инновации (в большинстве случаев понятие употребляется во множественном числе) понимается как некоторое новшество, обеспечивающее качественный рост эффективности системы, в рыночном понимании — процессов или продукции, в социальном понимании — всего общества.

Однако так понятая «инновация» сразу же может быть проблематизирована в контексте эффективности. Дело в том, что инновацией является лишь то, что принципиально меняет не только некоторую систему, но и критерии ее эффективности.

Новация, изобретение и даже открытие принципиально не являются инновацией, если ее можно описывать в рамках повышения эффективности существующей системы.

Поэтому инновация есть не только качество функционально-целевого изменения системы, но и содержательная глубина изменения системы. Глубинная инновация порождает революцию. Поэтому инновация это не просто новая идея, новое устройство или новый метод, но новое изменение-обновление, направленное вглубь, в саму суть, которое предуготавливает революцию системы и ее преобразование в иную систему.

Инновация — лишь то, что достигает глубины, сути, самого важного содержания, основы, системообразующего момента.

Приставка «in», добавленная к латинскому «novatio» (обновление, изменение), содержит ориентацию или установку на это обновление и изменение.

Иначе говоря, инновация это не просто некоторое качественное обновление или изменение, но такое обновление/изменение, которое влечет за собой другие обновления/изменения.

Поэтому мы можем сформулировать три принципа инновации: 1) то, что меняет суть и качество самой системы, то есть нечто ориентированное на глубину, основу, подход; 2) то, что меняет эффект от действительного функционирования системы и соответственно критерии ее эффективности, то есть меняет условную или действительную целевую ориентацию системы; 3) то, что ориентировано на дальнейшие обновления и изменения.

Также мы можем предъявить чисто формальные или функциональные признаки инновации: 1) она являются новым подходом, не применявшимся нигде и никем ранее; 2) она работает с более широким классом ситуаций-проблем-задач, нежели старые подходы; 3) она улучает наличные качества и предъявляет новые качества, не существовавшие ранее; 4) она предъявляет новые возможности, а в идеале — создает новую реальность со своим измерением; 5) она порождает другие инновации, а предельного уровня инновация (реальностная) порождает целое направление непредсказуемых инноваций.

Однако все эти утверждения сформированы нами в системном подходе.

Если применить инновацию к самому этому подходу, то есть перейти в конструктивистский подход, то можно утверждать, что в постсистемном видении инновация есть не реконструкция и не деконструкция наличной системы, а конструктивное формирование новой системы — проконструкция, находящаяся на пределе между старым конструктом и новым конструктом, создаваемым в акте творения.

С точки зрения конструктивизма, инновация есть не усовершенствование модели реальности, а такое изменение реальности, которое требует новой модели, порождающей революцию и переход к иной реальности.

Поэтому в конструктивном подходе — инновация есть предреволюционное конструктивное изменение, направленное на совершение такой революции в ближайшем будущем, которая поменяет подход, цель и откроет целую цепь изменений, создавая тем самым новую реальность.

Именно это обстоятельство — потенциальная способность вызывать целую лавину изменений и фундаментально изменять существующую и привычную реальность — является наиболее привлекательным для революционеров и очень опасным для обывателей и консерваторов в инновациях.

Социализация инноваций

Инновации очень редко бывают требованием или ориентацией/установкой.

Значительную часть человеческой истории инновации появляются стихийно в тех сферах, на которые не направлено общественное внимание. Они производятся одиночками, становятся известны в узком кругу и лишь со временем, распространяясь в другие похожие круги единомышленников, становятся в той или ной степени влиятельными.

Инновации оказываются желательны, то есть заявляются как требования частью общества, лишь в ситуации кризиса, революции и войны. Общества, которые не способны по той или иной причине осуществлять инновации даже в ситуациях кризиса, революции и войны, разрушаются, впадают в депрессию и прекращают свое существование.

Важной составляющей инноваций является их общественная приемлемость. Поэтому для инноваций существует традиционные для политологии измерения — легальность и легитимность.

Легальность инноваций это приемлемость инноваций для властных институтов, которая выступает как законность. Если инновации желательны для власти, то при появлении инноваций власть меняет законы под эти инновации. Если инновации не желательны для власти, то при появлении инноваций они объявляются незаконными и блокируются, саботируются, запрещаются, репрессируются и т.д.

Легальность инноваций является формальной средой их осуществления. Легальность или нелегальность инноваций мало влияет на скорость их распространения. Более принципиальным для инноваций является их легитимность.

Легитимность инноваций это приемлемость инноваций для общества в целом или хотя бы для какой-то его части, независимо от их желательности или нежелательности для власти. Легальность и легитимность инноваций есть различные измерения, которые могут присутствовать одновременно и врозь.

Поэтому для инноваций очень важным обстоятельством является политолого-социологический перечень социальных групп, где они оказываются легитимны. Такой перечень групп является средой легитимности инноваций. Перечень социальных групп, где инновация нелегитимна, является средой нелегитимности.

Чтобы что-то понять о перспективе внедрения инноваций, нужно сравнивать влиятельность сред легитимности и нелегитимности. Если среда легитимности инновации более влиятельная, то инновация будет происходить успешно, и наоборот.

Инновационное поле — это перечень сфер знаний и технологий, которая покрывается той или иной страной (субъектом инновационного развития). Во второй половине ХХ века США и СССР покрывали все инновационное поле человечества. Сейчас почти все инновационное поле покрывают лишь США.

Социальные модели инноваций — американская, европейская, российская, китайская.

Американская модель — это основанные на университетах и технологических институтах кластеры, вокруг которых возникают технопарки или исследовательские центры с корпоративным распределением функций. «Гаражные инновации», придуманные и применяемые в США, это индивидуально-корпоративные инновации, входящие на рынок непосредственно при несопротивлении государства и готовности общества их поддержать.

Американская модель продуцирует широкое инновационное поле — более широкое, нежели в Европе, России или Китае. Европейская модель — зависима от американской с сильно суженным и постоянно сужающимся инновационным полем.

Китайская модель основана на роли государства, которое стимулирует воровство корпорациями чужих инноваций и осуществляет государственную поддержку критических инноваций на уровне всей страны. Китайцы пытаются постоянно расширять инновационное поле, конкурируя с американцами.

Российская модель инноваций построена на инкубаторах и избирательной государственной поддержке. Российские инкубаторы инноваций в принципе не могут преодолеть государственное ограничение и не в состоянии выходить на корпоративные рынки. Инновации в Росси более интеллектуально обеспечены, однако инновационная сфера чрезвычайно узкая из-за проводимой политики архаизации государством. Россия имеет еще более суженное и еще более сужающееся инновационное поле, нежели Европа.

Инноваторы — это производители онтологий и знаний для своих и последующих инноваций. Инновационные последователи это те, кто берет лишь технологии, но неспособен осуществлять теоретические и инженерные разработки для новых инноваций. До настоящего времени инноваторами были США и Европа. При этом Китай был инновационным последователем. Россия на всем протяжении своего существования, за иключением 60-70-х годов ХХ столетия, была инновационными последователем.

Социальные инновации и цивилизационные инновации

Социальные инновации — самый сложный и наиболее редко востребованный тип инноваций. Социальные инновации не обязательно производятся с уровня политики и не обязательно имеют целью модернизацию общества или его реформы. За социальными инновациями вполне могут стоять цивилизационные притязания.

В этом смысле социальные инновации это то, что могут понять политики, что может быть публично предъявлено обществу и обсуждаться этим обществом. Цивилизационные инновации это то, что обсуждают интеллектуалы. Этого не следует бояться обществу как некоторой манипуляции в общественном сознании.

Традиционно скрытых манипуляций общество боится, если они направлены на его прямое или скрытое обворовывание, закабаление или унижение. Обсуждение интеллектуалами цивилизационных инноваций не направлено на непосредственный захват власти или на непосредственное перераспределение власти, на изменение структуры экономического богатства или на изменение культурного влияния.

Конечно же цивилизационные инновации к этому приводят, но не по причине того, что какие-то интеллектуалы хотят себе богатства, власти или культурного влияния. Лишь благородные мотивации интеллектуалов позволяют им наиболее эффективно продвигать цивилизационные инновации.

Кто хочет власти и богатства, тот никогда не добьется цивилизационных изменений. Поэтому социальная революция может делать революционеров богатыми и давать им власть, а подлинная цивилизационная революция ничего этого не дает. Наоборот, цивилизационная революция связана с жертвенностью тех, кто ее осуществляет.

В этом смысле наиболее сильные социальные революции это цивилизационные революции. Каковы же признаки перехода социальной революции в цивилизационную революцию?

1. Изменение картины мира (конструкции-модели мира).

2. Претензия не только на изменение культуры (образцов, эталонов и норм), но и на изменения базовой системы мотиваций.

3. Изменение способа оформления и внедрения перспективы (новая транзитология).

4. Собственно транзитологические инновации трансцендентного свойства, то есть обнаружение новых концептуальных полей развития цивилизации (в актуальности это виртуальность, иные миры, психоконструирование и т.д.).

5. Технологически неожиданные инноваци в рамках современных технологически-инновативных трендов (гено-, робо-, инфо-, нано-).

6. Структурные инновации социальной организации (в актуальности это фрагментация и сетевизация мира).

Социализация социальных инноваций является наиболее сложной из задач инноватирования. Социальная инерция в отношении именно социальных инноваций наиболее сильная. Социальные инновации разрабатываются трудно, продвигаются с усилиями и сложно внедряются.

Давайте посмотрим на возможные инновационные выходы из ситуации нынешнего мирового кризиса. Для этого будем использовать два измерения в ситуации мирового кризиса — мировой общий продукт и население мира. Схема с сайта глобальной сети ученых мирового движения «Great Transition Initiative» показывает следующие сценарии мирового развития в зависимости от тех или иных инноваций: «большой переход», «реалистичный прогноз», «политические реформы», «рыночные силы», «мир-крепость», «руина».

В этом смысле экстремальные сценарии «большой переход» и «руина» это сценарии радикальных инноваций и радикального ухода от инноваций. Такие сценарии для мира являются негативными, поскольку приводят к наиболее разрушительным последствиям.

Следующие крайние сценарии — «реалистичный прогноз» и «мир-крепость» — вопреки ученым-экспертам не являются оптимальными. Причина не очень проста для понимания. Рост мирового богатства ценой сокращения населения или рост населения путем сокращения мирового богатства одинаково плохи, так как сохраняют дисбаланс мира.

Иначе говоря, рост мирового богатства и рост населения в мире не бывает сбалансированным. Если растет богатство, то оно растет именно в странах «золотого миллиарда», а если растет население, то оно растет именно в беднейших странах мира.

«Реалистичный прогноз» продвигается учеными стран «золотого миллиарда», поскольку они прекрасно знают, что рост общего мирового продукта придется именно на их страны, а сокращение населения будет произведено за счет беднейших стран. Это очень людоедский прогноз, называемый учеными при этом «реалистичным».

Сценарии «политические реформы» и «рыночные силы» не сильно отличаются от «реалистичного прогноза» и в этом смысле тоже не являются оптимальными, хотя, понятно, что эти реформы и рыночные действия опять же будут осуществлены наиболее развитыми странами «золотого миллиарда».

Наиболее оптимальный прогноз «равновесных инноваций» здесь отсутствует — его линия должна находиться между прогнозом «рыночные силы» и прогнозом «мир-крепость», то есть в пустом пространстве, где воображения ученых не хватило для инноватирования.

Наиболее оптимальный в ситуации мирового кризиса — сценарий сетевого развития сообществ мира при инновационных усилиях корпораций. С одной стороны, корпорации не позволят государствам устроить «мир-крепость», а, с другой стороны, сетевые сообщества не позволяют корпорациям получить всю полноту политической и экономической власти.

Однако сценарий корпоративно-сообщественного сетевого развития мира ученые развитых стран не желают обсуждать. Их вполне устраивает позитивная судьба стран «золотого миллиарда» в сценариях «реалистичного прогноза», «политических реформ» и «рыночных сил».

Поэтому мировая гуманитарная наука сегодня не является благородным делом умных людей. Наука превратилась в служанку власти и богатства. Нам нужна иная гуманитарная наука для цивилизационного преобразования мира.

Нам нужен «нереалистичный прогноз», чтобы удержать инновационность и одновременно равновесие мира. Украина в своем цивилизационном порыве должна реализовывать сценарий нереалистичного в западном мире и в России прогноза развития сетевых сообществ и инновационных корпораций. Если пойти этим путем — у Украине появляется шанс цивилизационного прорыва.

Для создания таких цивилизационных инноваций необходимо наличие развитого гуманитарного процесса производства, нацеленного на создание новой философии и новых гуманитарных теорий.

Продвижение цивилизационно-социальных инноваций связано с наличием клубов гуманитарной направленности и социальных сетей, нацеленных на гуманитарную коммуникацию.

Внедрение социальных инноваций связано с наличием движений, орденов и братств, ставящих задачу гуманитарных преобразований, выходящих за рамки одного поколения.

Политические партии могут представлять движения, ордена и братства. Однако сами по себе политические партии не связаны больше не только с цивилизационными, но даже и с социальными революциями. Политические партии очень сильно подвержены процессу плутократического захвата для перераспределения власти и богатства существующих групп влияния.

В этом смысле связка: гуманитарная теория — клуб — движение (орден, братство) — политическая партия является непременным условием всяких фундаментальных преобразований общества.

Кроме того, критически важными являются еще два связанных между собой условия, относящиеся к ментальности общества: 1) готовность к самостоятельным инновациям — самостоятельно придуманным, самостоятельно обсужденным, самостоятельно реализованным; 2) интеллектуализм в противовес интеллектофобии как доверие к интеллектуальным разработкам и стимулирование таких интеллектуальных разработок (стимулирование их появления, оплата их создания и готовность их использовать несмотря ни на что).

При отсутствии этих условий никакие изменения в отсталом обществе невозможны: общество будет прозябать, разрушаться, терять территорию, терять самоуважение, жертвовать большими массами населения, но так и не отважиться на инновации. Такому обществу даже экзистенциальная встряска не поможет — оно будет просто воспринимать случившиеся войну и разруху как непреодолимую стихию.

Поэтому требование модернизации или реформ в интеллектофобном и консервативном обществе являются не просто слабыми, но и бесполезными. Лишь духовная встряска может как-то со временем изменить такое общество — да и то, если такая духовная встряска будет сопровождаться непрерывным интеллектуальным усилием.

Что может быть такой духовной встряской никогда наперед неизвестно.