Техника государственного переворота: пример Октябрьской революции

Мы используем актуальные отрывки из неё, которые могут подойти и к событиям сегодняшнего/завтрашнего дня, как обычно, сопровождая нашими комментариями.

{advert=1}

Сама по себе ситуация не может обеспечить захват власти. В Италии в 1919 и 1920 годах ленинскую стратегию захвата власти применили во всей ее полноте: в то время Италия больше всех других европейских стран созрела для коммунистической революции. Все было готово для государственного переворота. Но итальянские коммунисты думали, что революционная ситуация в стране, возмущение и брожение в пролетарских массах, эпидемия всеобщих забастовок, паралич экономической и политической жизни, захват рабочими фабрик, а крестьянами – помещичьих земель, развал армии, полиции и государственного аппарата, коррупция чиновничества, пассивность буржуазии, бессилие правительства, – условия, более чем достаточные для того, чтобы власть могла перейти к представителям трудящихся. Парламент был под контролем левых: парламентская борьба сопровождалась революционной борьбой профсоюзов.

Стремление захватить власть было велико, но недоставало знания революционной тактики. Революция истощала сама себя в стратегии. Это была подготовка к решающему штурму: но как провести этот штурм, никто не знал. Левое большинство в парламенте было обеспокоено действиями профсоюзов, которые могли привести к захвату власти помимо парламента и даже против воли парламента. Профсоюзные организации с недоверием относились к парламентской борьбе, имевшей целью свести пролетарскую революцию к простой смене министерств, выгодной для мелкой буржуазии.

Комментарий: Макиавелли пишет, что мало быть в нужном месте в нужное время, нужно ещё быть готовым воспользоваться сложившимися обстоятельствами. В начале двадцатого века условия для социалистических революций были во многих странах. Но в тех странах, где оппозиция была разрознена и нерешительна (Польша, Франция, Великобритания), она не смогла воспользоваться благоприятными обстоятельствами.

{advert=2}

В канун октябрьского восстания Ленин полон оптимизма и нетерпения. После избрания Троцкого на пост председателя Петроградского совета и военно‑революционного комитета, а также завоевания большинства в московском совете унялась, наконец, тревога, мучившая Ленина еще с июльских событий из‑за того, что его партия никак не могла добиться большинства в Советах. И все же его немного тревожил второй съезд Советов, назначенный на октябрь. «Нам необязательно быть в большинстве на съезде, – говорит Троцкий, – ведь не это большинство будет захватывать власть». По сути, Троцкий прав. «Да, – соглашается Ленин, – было бы наивно рассчитывать на формальное большинство». Ленину хотелось бы поднять против правительства Керенского массы, затопить Россию волной пролетарского гнева, дать сигнал к восстанию всему русскому народу, самому явиться на съезд Советов, принудить к повиновению меньшевиков Дана и Скобелева, лидеров большинства в Советах, сообщить о падении правительства Керенского и об установлении пролетарской диктатуры. Для него существует лишь революционная стратегия, а тактика восстания ему недоступна.

– Прекрасно, — говорит Троцкий, – но первым делом надо захватить город, занять стратегические пункты, свергнуть правительство. Для этого нужно организовать восстание, сформировать и подготовить ударные части. Они не должны быть многочисленными: массовость нам ни к чему, достаточно и небольшого отряда.

Но Ленин не желает, чтобы большевистское восстание упрекали в бланкизме:

– Нет, – говорит он, – восстание должно опираться не на заговор, не на партию, а на передовой класс. Это во‑первых. Восстание должно опираться на революционный подъем народа. Это во‑вторых. Восстание должно опираться на такой переломный пункт в истории нарастающей революции, когда активность передовых рядов народа наибольшая. Это в‑третьих. Вот этими тремя условиями постановки вопроса о восстании и отличается марксизм от бланкизма.

– Прекрасно, – говорит Троцкий, – но весь народ – это чересчур много для восстания. Нужен небольшой отряд хладнокровных, решительных бойцов, овладевших революционной тактикой. – Быть может, Троцкий прав.

– Мы должны всю нашу фракцию, – говорит Ленин, – двинуть на заводы и в казармы: там ее место, там нерв жизни, там источник спасения революции. Там должны мы в горячих, страстных речах разъяснять нашу программу и ставить вопрос так: либо полное принятие нашей программы, либо восстание.

– Прекрасно, – говорит Троцкий, – но даже если массы примут нашу программу, все равно надо будет организовывать восстание. На заводах, на фабриках, в казармах надо будет набрать надежных, смелых людей. Тут требуется не масса рабочих, дезертиров и беженцев, а ударный отряд.

– А чтобы отнестись к восстанию по‑марксистски, то есть как к искусству, – продолжает Ленин, – мы в то же время, не теряя ни минуты, должны организовать штаб повстанческих отрядов, распределить силы, двинуть верные полки на самые важные пункты, окружить Александринку, занять Петропавловку, арестовать генеральный штаб и правительство, послать к юнкерам и к дикой дивизии такие отряды, которые способны погибнуть, но не дать неприятелю двинуться к центрам города. Мы должны мобилизовать вооруженных рабочих, призвать их к отчаянному последнему бою, занять сразу телеграф и телефон, поместить наш штаб восстания у центральной телефонной станции, связать с ним по телефону все заводы, все полки, все пункты вооруженной борьбы.

– Прекрасно, – говорит Троцкий, – но…

– Это все примерно, конечно, – продолжает Ленин, – лишь для иллюстрации того, что нельзя в переживаемый момент остаться верным марксизму, остаться верным революции, не относясь к восстанию, как к искусству. Вам известны основные правила этого искусства, сформулированные Марксом. В применении к России и к октябрю 1917 года эти правила означают следующее: одновременное, возможно более внезапное и быстрое наступление на Питер, непременно и извне, и изнутри, и из рабочих кварталов, и из Финляндиии, и из Ревеля, из Кронштадта, наступление всего флота, скопление гигантского перевеса сил над 20 тысячами юнкеров и казаков, которыми располагает правительство. Комбинировать наши три главные силы – флот, рабочих и войсковые части так, чтобы непременно были заняты и любой ценой удержаны телефон, телеграф, железнодорожные станции, мосты. Выделить самые решительные элементы (наших «ударников» и рабочую молодежь, а равно лучших матросов) в небольшие отряды для занятия ими всех важнейших пунктов и для участия их везде, во всех важных операциях. Составить отряды наилучших рабочих с ружьями и бомбами для наступления и окружения «центров» врага (юнкерские школы, телеграф и телефон). Успех и русской и всемирной революции зависит от двух‑трех дней борьбы.

– Все это совершенно правильно, но чересчур сложно, – говорит Троцкий. – План слишком обширен, стратегия охватывает слишком большое пространство и слишком много людей. Чтобы добиться успеха, не нужно ни опасаться неблагоприятных обстоятельств, ни полагаться на обстоятельства благоприятные. Нужно соблюдать тактику, действовать на ограниченном пространстве небольшим числом людей, сосредоточить усилия на главных направлениях, ударить точно и сильно, не поднимая шума. Восстание – это бесшумная машина. Ваша стратегия нуждается во множестве благоприятных обстоятельств: а восстание не нуждается ни в чем: оно самодостаточно.

– Ваша тактика очень проста, – отвечает Ленин, – у нее лишь одно правило: победить. Не вы ли предпочитаете Наполеона Керенскому?

(Автор почти дословно цитирует отрывки из письма Ленина от 13 – 14 сентября 1917 г., озаглавленного «Марксизм и восстание», и статьи «Советы постороннего», написанной 8 октября 1917 г).

Комментарий: Здесь происходит спор стратега и тактика. Стратег Ленин хочет получить поддержку всего народа, и опираясь на неё, взять власть в зените славы и высшей точке легитимизации процесса. Тактик Троцкий понимает, что такой вариант зависит от слишком большого числа случайностей (а также вызовет большое кровопролитие), поэтому предпочитает вариант военного переворота. Несмотря на свои желания, Ленин принимает вариант Троцкого, как более практичный.

{advert=3}

Ленину поневоле приходилось наблюдать за событиями издалека, и он не мог детально рассмотреть ситуацию: но основные черты революции он видел гораздо яснее, чем некоторые члены центрального комитета партии, выступавшие против немедленного вооруженного восстания. Упустить момент было бы преступлением, писал Ленин партийным комитетам Петрограда и Москвы. И хотя на заседании 10 октября, при участии вернувшегося из Финляндии Ленина, центральный комитет подавляющим большинством (против были только двое: Каменев и Зиновьев) принял резолюцию о восстании, кое‑кто в центральном комитете все еще был не согласен с этим. Каменев и Зиновьев были единственными, кто открыто высказался против немедленного вооруженного восстания, но их мнение втайне разделяли многие. Враждебность тех, кто в душе не одобрял решение Ленина, обращалась в основном против Троцкого, новичка в большевистской партии, чья горделивая отвага уже вызывала ревнивое беспокойство у старой ленинской гвардии.

Ленин в те дни скрывался в одном из петроградских предместий и, не теряя из виду общую политическую ситуацию, внимательно следил за интригами противников Троцкого. В тот момент любые колебания могли оказаться роковыми для революции. В письме центральному комитету от 17 октября Ленин самым решительным образом отвергал нападки Каменева и Зиновьева, главной целью которых было выявить ошибки Троцкого. «Без участия масс, – утверждали они, – без всеобщей забастовки это будет не восстание, а попытка мятежа, обреченная на провал. Тактика Троцкого – это бланкизм. Марксистская партия не может низвести восстание до уровня военного заговора».

В письме от 17 октября Ленин защищает Троцкого и его тактику от обвинений в бланкизме. Военный заговор – это чистый бланкизм, если только он не организован партией определенного класса, если его организаторы не учитывают особенности положения в политике вообще, и в международной политике в частности. Существует огромная разница между искусством вооруженного восстания и военным переворотом, достойным порицания со всех точек зрения. Но на это Каменев и Зиновьев сразу же могли бы возразить: разве Троцкий не утверждал всегда, что восстание не должно учитывать политическую и экономическую ситуацию в стране? Разве не заявлял, что всеобщая забастовка – один из основных элементов техники коммунистического переворота? Как можно рассчитывать на поддержку профсоюзов, на объявление всеобщей забастовки, если профсоюзы будут заодно не с нами, а с нашими противниками? Они обернут всеобщую забастовку против нас. У нас даже нет твердой договоренности с железнодорожниками. Из сорока членов исполнительного комитета профсоюза железнодорожников только двое – большевики. Можно ли победить без поддержки профсоюзов, без помощи всеобщей забастовки?

Это очень веское замечание, и Ленин не может противопоставить ему ничего, кроме своего незыблемого решения. Но Троцкий улыбается, он спокоен: «Восстание – это не искусство, – говорит он, – восстание – это машина. Чтобы завести ее, нужны специалисты‑техники: и ничто не сможет ее остановить, даже замечания оппонентов. Остановить ее смогут только техники».

Комментарий: На сегодняшний день народной возмущение также активно канализируется политтехнологами в безопасные русла: в рассуждения о языке и нации, в бесполезные митинги, в говорильню многочисленных «конституционных собраний».

Между тем, для успешности задуманного большевики не стали опираться на переменчивые в своих настроениях «широкие народные массы», а нашли опору в собственном дисциплинированном ядре.

В октябре 1917 года, накануне переворота, реакционная, либеральная, меньшевистская и эсеровская печать без устали твердит русскому обществу о том, что партия большевиков открыто готовит восстание: Ленина и Троцкого обвиняют в намерении свергнуть демократическую республику и установить диктатуру пролетариата. Они не делают секрета из своих преступных планов, пишут буржуазные газеты; подготовка к пролетарской революции ведется на глазах у всех; вожди большевиков, выступая на заводах и в казармах перед рабочими и солдатами, заявляют во всеуслышание, что все готово, что день восстания уже близок. Куда смотрит правительство? Почему Ленин, Троцкий и остальные члены центрального комитета партии до сих пор не арестованы? Какие меры принимаются для защиты России от большевистской опасности?

Неправда, что правительство Керенского не приняло необходимых мер для защиты государства. Надо отдать справедливость Керенскому: он сделал для предотвращения государственного переворота все, что было в его силах; окажись на его месте Пуанкаре, Ллойд Джордж, Макдональд, Джолитти или Штреземан, – они действовали бы точно так же. Оборонительные действия Керенского сводятся к системе полицейских мер, к которой прибегали всегда и продолжают прибегать до сих пор как абсолютистские, так и либеральные правительства. Несправедливо обвинять Керенского в непредусмотрительности и некомпетентности: все дело в том, что для защиты государства от современной повстанческой техники одних полицейских мер уже недостаточно. Ошибка Керенского – это ошибка, которую совершают все правительства, рассматривающие проблему защиты государства как проблему полицейских мер.

Те, кто обвиняет Керенского в непредусмотрительности и некомпетентности, забывают, какое политическое мастерство и какое мужество он проявил в июле 1917 года, когда подавил восстание солдат и дезертиров, и в августе, когда сорвал реакционную авантюру Корнилова. В последнем случае он решился даже обратиться за помощью к большевикам, чтобы не дать корниловским казакам уничтожить демократические завоевания февральской революции. Тогда действия Керенского поразили самого Ленина, сказавшего: «Надо опасаться Керенского, он не дурак». Будем справедливы к Керенскому: в октябре, защищая государство от большевистского восстания, он мог действовать только так, как действовал, и не иначе. Троцкий утверждал, что в деле защиты государства главное – это правильно выбрать систему. Керенский, Ллойд Джордж, Пуанкаре, Носке, – все они в октябре могли бы прибегнуть лишь к одной системе защиты: классической системе полицейских мер.

Перед лицом грозящей опасности Керенский приказывает верным правительству военным частям – юнкерам и казакам – взять под контроль Зимний дворец, Таврический дворец, министерства, телефонные станции и телеграф, мосты, вокзалы, здание Генерального штаба, перекрестки самых оживленных центральных улиц. Таким образом, двадцать тысяч человек, которыми он располагает в столице, будут заняты охраной стратегических точек в политической и административной структуре государства. Именно этой ошибкой и воспользуется Троцкий. Другие верные Керенскому военные части сосредоточены в окрестностях Петрограда, в Царском Селе, в Колпине, Гатчине, в Обухове, в Пулкове: большевистскому восстанию придется разорвать это железное кольцо, либо задохнуться в нем. Приняты все необходимые меры, чтобы обеспечить безопасность правительства: отряды юнкеров прочесывают город днем и ночью. На перекрестках, в начале и в конце всех важнейших городских артерий, у въездов на площади, на крышах домов по Невскому проспекту установлены пулеметы. В толпе то и дело попадаются солдатские патрули. Медленно проезжают броневики, прокладывая себе дорогу долгим завыванием сирен. Кругом царит ужасающий хаос. «Вот моя всеобщая забастовка», – говорит Троцкий Антонову‑Овсеенко, показывая ему людской водоворот на Невском проспекте. Но Керенский не ограничился одними полицейскими мерами. Он привел в действие весь политический механизм. Он не собирается цепляться за одних лишь правых политиков: он хочет во что бы то ни стало заручиться поддержкой левых сил. У него вызывает тревогу позиция профсоюзов. Он знает, что руководители профсоюзов не поддерживают большевиков. В этом отношении критика, которой Каменев и Зиновьев подвергли ленинскую теорию восстания и тактику Троцкого, была справедлива. Всеобщая забастовка – неотъемлемая часть восстания: если большевики не смогут опереться на всеобщую забастовку, они будут недостаточно защищены с тыла и потерпят поражение. Говоря об этом, Троцкий как‑то назвал восстание «ударом, нанесенным паралитику». Для победы восстания необходимо, чтобы жизнь в Петрограде была парализована всеобщей забастовкой. Руководители профсоюзов не поддерживают большевиков, однако организованные массы трудящихся склоняются на сторону Ленина. Керенский не может воздействовать на массы, поэтому он хочет привлечь на свою сторону профсоюзных вожаков. С большим трудом он добивается от них обещания соблюдать нейтралитет. Когда Ленин узнает о нейтралитете профсоюзных организаций, то говорит Троцкому:

– Каменев был прав: без опоры на всеобщую забастовку ваша тактика обречена на провал.

– Мой союзник – хаос, – отвечает Троцкий, – а это больше, чем всеобщая забастовка.

Комментарий: Ленин в «Детской болезни левизны» сформулировал четыре основных условия революции. Дальнейшая практика показала, что не стоит слишком догматично относиться к исполнению этих условий. С одной стороны, все условия могут быть исполнены, но не найдётся ядра решительно настроенных людей, готовых воспользоваться ситуацией и «сорвать созревший плод революции». С другой стороны, наличие такого ядра может компенсировать частичное отсутствие необходимых условий.

Перед Зимним дворцом стоят две батареи семидесятипятимиллиметровых орудий: возле них нервно шагают взад‑вперед юнкера в длинных шинелях. Перед зданием генерального штаба в два ряда стоят военные автомобили. Возле Адмиралтейства, в Александровском саду, разместился женский батальон; его бойцы сидят на земле вокруг составленных вместе винтовок. Вход в Мариинский дворец, где заседает совет республики, охраняют казаки в высоких черных меховых шапках, сдвинутых на ухо.

Если бы кто‑нибудь поднялся на купол Исаакиевского собора, то на западе он увидел бы густые клубы черного дыма из труб Путиловского завода, где рабочие уже готовятся заряжать ружья. Подальше – Финский залив и остров Котлин, на котором стоит крепость Кронштадт, красный Кронштадт, где матросы с ясными, как у детей, глазами ждут сигнала Дыбенко, чтобы отправиться на подмогу Троцкому, на бой с юнкерами.

На заводах Выборгской стороны, сформированные Троцким отряды красногвардейцев ждут приказов Антонова‑Овсеенко. На окраинах у женщин печальные лица, но твердый взгляд; с наступлением сумерек группы женщин с оружием направляются к центру города. В эти дни петроградский пролетариат кочует: огромные массы людей пересекают весь город из конца в конец, потом возвращаются в свои районы после долгих часов, проведенных на митингах, демонстрациях, в уличных потасовках. Вся власть Советам! Охрипшие голоса ораторов поглощаются складками алых знамен. На крышах домов сидят с пулеметами солдаты Керенского; они слушают эти охрипшие голоса, едят семечки и бросают шелуху на толпу.

Комментарий: Фактически значительное военное превосходство правительства и формальный контроль над столицей не смогли помешать успеху восстания. Поддержка народа легитимизировала переворот, но не обеспечила его успешность.

Из‑за неприятия партийным центром тактики Троцкого в канун решающих событий сложилась парадоксальная ситуация, которая могла всерьез помешать успеху восстания. Налицо были два генеральных штаба, два плана действий, две стратегические задачи. Партийный центр, опиравшийся на массы рабочих и дезертиров, хотел свергнуть правительство, чтобы взять власть. Троцкий, опиравшийся на тысячу бойцов, хотел взять власть, чтобы свергнуть правительство. Маркс рассудил бы, что условия более благоприятствуют планам центра, нежели планам Троцкого. «Восстание не нуждается в благоприятных условиях», – утверждал Троцкий. На стороне партийного центра был Ленин, на стороне Троцкого – Керенский.

Двадцать четвертого октября, не дожидаясь темноты, Троцкий бросается в атаку. План операций до мельчайших подробностей продуман бывшим офицером царской армии Антоновым‑Овсеенко, который в одинаковой степени известен как революционер и политический ссыльный, и как математик и шахматист. Ленин говорит об Антонове‑Овсеенко, намекая на тактику Троцкого, что только шахматист мог организовать восстание.

В маленькой комнате на последнем этаже Смольного, главного штаба большевиков, Антонов‑Овсеенко разыгрывает шахматную партию на топографической карте Петрограда. Этажом ниже собрался на заседание партийный центр, чтобы окончательно определить дату всенародного восстания: они не знают, что Троцкий уже начал действовать. Только Ленину он в последний момент дал знать о своем неожиданном решении. Центр точно следовал указаниям Ленина; все должно было начаться 25 октября. Разве Ленин не сказал, что 24‑ого будет слишком рано, а 26‑ого – слишком поздно?

Но едва партийный центр успел собраться, как пришел Подвойский с поразительным известием: красногвардейцы Троцкого уже захватили центральный телеграф и мосты через Неву (контроль над мостами необходим, чтобы обеспечить сообщение между центром города и рабочим районом – Выборгской стороной). Городские электростанции, газораспределители, железнодорожные вокзалы уже заняты матросами Дыбенко. Все это было проделано с необычайной четкостью и быстротой.

В шесть часов вечера, в Смольном, Антонов‑Овсеенко заходит в кабинет Троцкого, он улыбается. «Дело сделано», говорит он. Члены правительства, которых происшедшие события застали врасплох, укрылись в Зимнем дворце, находящемся под охраной нескольких рот юнкеров и женского батальона. Керенский скрылся: говорят, он отправился на фронт, чтобы собрать там верные ему силы и двинуться с ними на Петроград. Весь город высыпал на улицы, желая поскорее узнать о происходящем. Работают магазины, кафе, рестораны, кинематографы, театры, проезжают трамваи, переполненные солдатами и вооруженными рабочими, громадная толпа, словно река, катится по Невскому проспекту, все рассуждают, спорят, поносят правительство или большевиков, самые невероятные слухи передаются из уст в уста, из квартала в квартал: Керенский убит, руководители фракции меньшевиков расстреляны перед Таврическим дворцом, Ленин переехал в Зимний дворец и занял царские апартаменты. По Невскому, Гороховой и Вознесенскому проспекту, трем артериям, ведущим к Адмиралтейству, людской поток стремится к Александровскому саду, чтобы увидеть, вправду ли над Зимним дворцом уже развевается красный флаг. Однако при виде юнкеров, охраняющих дворец, толпа в удивлении останавливается и, оставаясь на безопасном расстоянии от пушек и пулеметов, недоуменно разглядывает освещенные окна, безлюдную Дворцовую площадь, автомобили, выстроившиеся в цепочку у здания Генерального штаба. А Ленин? Где же Ленин? Где большевики?

Реакционеры, либералы, меньшевики и эсеры, еще не успевшие осознать происходящее, отказываются верить, что правительство свергнуто. Это все лживые слухи, которые распространяют провокаторы из Смольного. Министры собрались в Зимнем дворце исключительно по соображениям безопасности. Если полученные сведения соответствуют действительности, то произошел не государственный переворот, а несколько более или менее удавшихся (на этот момент ничего еще в точности не известно) покушений на государственные и городские службы технического обеспечения. Вся законодательная, политическая и административная власть по‑прежнему в руках Керенского. Никто не пытался штурмовать Таврический дворец, Мариинский дворец и министерства. Ситуация, конечно, парадоксальная: никогда еще не бывало, чтобы восставшие объявляли о захвате власти и при этом оставляли правительству полную свободу действий. Такое впечатление, что большевики забыли о правительстве. Почему они не захватывают министерства? Разве можно подчинить себе государство, разве можно управлять Россией, не имея под рукой административных рычагов?

Да, большевики захватили всю техническую структуру города: но Керенский не свергнут, вся власть у него, даже если он на какое‑то время утратил контроль над железными дорогами, электростанциями, газовой сетью, коммунальным обслуживанием, телефоном, телеграфом, почтамтом, Государственным банком, угольными складами, нефте- и зернохранилищами. На это можно было бы возразить, что министры, собравшиеся в Зимнем дворце, практически уже не в состоянии управлять, а министерства – не в состоянии работать: правительство отрезано от остальной России, все средства связи находятся в руках большевиков. Все выезды из города перекрыты, даже Генеральный штаб изолирован от внешнего мира. Петропавловская крепость захвачена большевиками. Полки, несущие охрану города, один за другим переходят в подчинение военно‑революционного комитета. Надо действовать без промедления: за чем же дело? Генеральный штаб ждет генерала Корнилова, который ведет войска на столицу. Все необходимые для защиты правительства меры приняты. Если большевики до сих пор не решились атаковать правительство, это свидетельствует о том, что они еще не чувствуют себя достаточно сильными. А значит, можно подождать.

Однако на следующий день, 25 октября, в то время как в актовом зале Смольного открывается Второй съезд Советов, Троцкий приказывает Антонову‑Овсеенко штурмовать Зимний дворец, где укрылись министры Керенского. Получит ли фракция большевиков большинство на съезде? Чтобы представители Советов со всей России уверовали в победу восстания, недостаточно объявить им, что большевики захватили власть в государстве: надо иметь возможность объявить, что члены правительства арестованы красногвардейцами.

– Это единственная возможность убедить центральный комитет партии и военно‑революционный центр в том, что переворот не провалился, – говорит Троцкий Ленину.

– Поздновато вы на это решились, – замечает Ленин.

– Я не мог атаковать правительство, пока не был уверен в том, что войска петроградского гарнизона не станут на его защиту. Надо было дать солдатам время перейти на нашу сторону. Теперь у правительства остались только юнкера.

Комментарий: Классическое восстание привело бы к десяткам тысяч жертв, частичному разрушению города и куче прочих бедствий. Дальнейшее промедление привело бы к усилению хаоса в стране. В результате же технического переворота погибло всего 12 человек (где-то у кого-то не выдержали нервы, кто-то рефлекторно потянулся к пистолету etc).

Массовый переход полиции, казаков, значительной части юнкеров на сторону восставших показал: они подчинялись Временному правительству лишь формально, не испытывая к нему настоящей преданности и не видя причин для его поддержки. Сегодняшняя ситуация в Украине и России практически идентична – кроме узкой прослойки генералитета (и то, не факт, что всего) подавляющее большинство силовиков не видит причин, чтобы активно защищать власть (и исполняют свои обязанности формально).

Кроме того, даже те представители народа, которые не поддерживали большевиков, не видели смысла в поддержке бездарного правительства.

То и дело слышатся пушечные выстрелы, треск пулеметов. Крейсер «Аврора», стоящий на якоре у берега Невы, стреляет по Зимнему дворцу, чтобы поддержать штурм. В эту минуту в комнату входит матрос Дыбенко, голубоглазый великан с пушистой белокурой бородой, от которой выражение его лица кажется мягче.

Кронштадтские моряки и госпожа Коллонтай любят его за детски‑простодушные голубые глаза. Красногвардейцы Антонова‑Овсеенко ворвались в Зимний дворец, министры Керенского захвачены большевиками: правительство свергнуто. «Наконец‑то!» – восклицает Ленин. «Вы опоздали на двадцать четыре часа», – говорит Троцкий Дыбенко.

Во время восстания, пишет Луначарский, Троцкий был словно наэлектризован. Но вот уже и правительство свергнуто: Ленин снял парик тем же движением руки, каким снимают маску. Государственный переворот – это Троцкий. Но государство – это сейчас Ленин. Вождь, диктатор, победитель – это он, Ленин.

– У меня кружится голова, – говорит по‑немецки Ленин. – Es schwindelt.

Троцкий молча следует за ним с загадочной улыбкой на губах.