Жив ли Ленин в 150? К годовщине рождения мастера революции

Личности историю не делают. Исторический процесс, как часть всего процесса существования Вселенной, слишком долог и глубок, чтобы один человек, пусть даже облеченный особой властью или талантом, был в состоянии его единолично изменить или перенаправить. Скорее, сам ход истории выталкивает на поверхность личность, фокусирующую запрос времени и способную оседлать историческую волну подобно гавайскому серферу.

По сути, такой человек является не катализатором перемен, а их финальным аккордом, за которым тут же начинается следующий этап никогда не останавливающегося процесса. Все великие люди стояли на плечах своих многочисленных предшественников, закладывавших основы культуры, экономики, идеологий и военного дела. А уж потом александры и наполеоны могли отражать собой эпоху. И то, что выдвигались именно люди, идеально подходящие именно на те роли именно в то время, говорит о неслучайности их взлёта.

Конечно, без кровавой Войны Роз, где в только одной битве при Таунтоне Англия потеряла до 10% всего взрослого мужского населения, войны, уничтожившей претендентов на престол от могучих кланов Ланкастеров и Йорков, захолустная уэльская ветвь Тюдоров не дала бы истории значимых королей. Но если время требовало человека, способного оторвать королевство от европейского католицизма, то он бы там оказался, пусть его и не звали бы Генрих.

Свято место, как говорится, пусто не бывает. И вот, - как нежно писал Маяковский, -

По всему поэтому

в глуши Симбирска

родился

обыкновенный мальчик

Ленин.

Российский историк - анархист Шубин - любит пояснять феномен Махно рассказом Марка Твена, где упоминался заурядный сапожник, который по способностям был самым выдающимся полководцем в истории, но просто никогда не имел возможности проявить себя на поле боя, так как был занят, тачая сапоги. По большому счету, это относится почти ко всем историческим личностям. Необходимо оказаться в нужное время в нужном месте, что невозможно рассчитать и запланировать. Сейчас, например, трудно представить историю без такой фигуры, как Пётр Первый, а ведь его на троне видеть никто не ожидал, его к нему не готовили, не особо даже вообще воспитывали, хотя, конечно, он был какой-то там в линии по счёту. Так-то царевич! Тем более, чего можно ожидать от артиллерийских поручиков, помощников присяжных поверенных и раненых фельдфебелей? А они есть, они всегда есть, они верят в свою звезду и ждут, когда цунами истории выдернет их со дна и вынесет на вершину власти. И если это действительно человек, нашедший свою историческую нишу, для нас он становится меркой истории, её реперной точкой.

Ленину для этого потребовалось ни много ни мало сорок семь лет. Немалый возраст для того времени, учитывая, что он умер, не дотянув до пятидесяти четырех. Всю сознательную жизнь до 1917 года он провёл в качестве, как мы бы сейчас сказали, блоггера с политическими амбициями, - коих и в наше время пруд пруди, - занимаясь, на первый взгляд, абстрактным теоретизированием и офисными политическим интригами. Это молодых демонов российской социал-демократии Мартова и Троцкого вечно тянуло в гущу событий, на митинги и демонстрации, их влекла стихия революции. Ленин, с молодости получивший кличку "Старик", - такой из себя зануда, почти бюрократ. Он - Сальери от революции, он её постигает умом, разнимает как труп, а не ощущает вдохновенно, как другие. Что позволяет ему мыслить отлично от большинства.

Это время боевиков-террористов, эсеров и анархистов: Савинкова, Азефа, Спиридоновой, Гершуни. За ними мелькают менее героические вожди социал-демократов в пенсне и с всклокоченными шевелюрами. А уже за всеми этими мощными романтическими фигурами прячется небольшая группка сектантов, сгрудившаяся возле лысого и занудного лидера. Гремит Первая русская революция, затем её заливает волна столыпинской реакции, и наступает, можно сказать, политическое затишье. Сам Ленин с его недюжинным умом понимает, что никакой революции он уже просто не увидит. Приближающегося цунами он, как и все, тоже не замечает.

Владимир Ильич не только и не столько придумывал свои идеи, сколько творчески заимствовал. Чуть ли не кумиром его стал немецкий марксист Карл Либкнехт, которого он одно время упоминал в каждом третьем предложении. И не случайно. Оба хотели свержения правительства и видели разразившуюся мировую войну, как повод и инструмент для достижения этой цели. «Гражданская война, а не гражданский мир!» - призывал Либкнехт, «Превратим империалистическую войну в войну гражданскую!» - вторил ему Ленин. В 1915 году на волне военного патриотизма эти призывы казались если не просто предательскими, то какими-то фантастическими. Но после пары лет непрекращающейся массовой бойни в индустриальных масштабах по всему миру они стали казаться вполне возможными. Толчок грядущей, всё сметающей волне был дан.

То, что впоследствии назовут ленинизмом, будет, как правило, употребляться в сочетании с марксизмом: марксизм-ленинизм. Оправданно. Ленин не был марксистом в изначальном понимании последователей теории Карла Маркса, на что ему постоянно и указывали правильные марксисты, которые по старинке видели в учении Карла философию и идеологию. "Старик" же видел в нём то ли отмычку, то ли осадное орудие или оглоблю, - то есть был из тех всё более плодившихся к концу 19 века вульгарных последователей философа, которые заставили того перед смертью заявить, что он, Карл Маркс, теперь уже и сам не марксист. Дело в том, что Ленина больше интересовало как захватить власть, чем что с этой властью потом делать. И в этом он был скорее последователем бланкизма - концепции революции, связанной с именем Луи Огюста Бланки (1805–1881), согласно которой социалистическая революция должна осуществляться относительно небольшой группой высокоорганизованных и скрытных заговорщиков. О, это больше соответствовало натуре Ульянова! - нет необходимости строить массовую партию с программой под целевого избирателя, не нужно организовывать массового низового движения, нужно лишь поймать волну, которая занесёт тебя во власть. И впоследствии Сталин удачно назовёт коммунистическую партию “орденом меченосцев”, сравнив с немногочисленной, но спаянной истовой верой и абсолютной дисциплиной военной монашеской организацией Средневековья.

Это и есть ленинизм, - совершенно отдельный от марксизма подход к государственной власти, практика захвата и удержания власти партией большевиков в условиях, как показал опыт, в основном либеральной демократии, обязательно слабой в ослабленном государстве. Традиционный дворцовый переворот требует присутствия во дворце. Успешное восстание должно быть достаточно массовым, а значит, сложным для контроля, - особенно для специализированной партии специализированного класса. А вот постоянные точечные удары в важных стратегических местах против государства, которое по нежеланию или неспособности избегает прямой конфронтации, - самое то. Оно постепенно доходит до такого состояния, что власть сама падает в ваши руки.

Это опыт эмулировали больше “правые”, чем “левые”. Да, да, - как раз Муссолини и Гитлер были впечатлены ленинской практикой прихода к власти буквально из ниоткуда, которая сводилась к двум основным принципам: оседлай нарастающую волну социального возмущения и разлада и нагло меняй правила игры в зависимости от необходимости момента. Свою принципиальность и верность идеологии ты будешь показывать потом, когда прочно укрепишься. А до тех пор ты будешь лезть в структуры, которые ты в состоянии контролировать, и подрывать те, куда тебя не пускают; вступать в союз с теми, которые тебе полезны в данный момент и в данной ситуации, и отбрасывать их за ненадобностью после.

Ленин, кажется, вообще как-то не особо интересовался - а что будет потом? Как бы само собой разумелось, что будет классно. Он сам считал, что коммунизм будет таким естественным состоянием, что даже не стоило об этом беспокоится.

Наверное, в этом было некое рациональное зерно - толку-то обсуждать будущее без реальной власти? К тому же большевики на тот момент - даже не совсем российская организация. Они интернационалисты. Как и остальные русские марксисты, они не ожидают пролетарской революции во всё ещё аграрной Российской империи, и если хотят прийти к власти, - то только ради попытки разжечь революцию в индустриальной Европе, - скорее всего в Германии с Либкнехтом, - с целью создать то, что впоследствии назовут "эффектом домино": когда коммунистическая революция с одной страны перебрасывается в другую, а оттуда в третью и так далее. Российская империя их интересует постольку поскольку, а Ленин - так и совсем какой-то иностранный, сейчас бы ольгинские тролли называли его русофобом. Отчасти это справедливо, так как мыслил Ильич совсем не категориями великорусскости, имперскости и национального величия. Они как раз стояли преградой на пути к специфическому государству диктатуры пролетариата. Видимо, такой абстрактный подход в немалой степени помог Ленину в принятии и проведении в жизнь нестандартных, неожиданных, на первый взгляд, решений, позволивших превратить то, что начиналось как бредовая, по мнению современников, авантюра в СССР. В кризисные моменты принятия стратегических решений пассионарная эмоциональность, естественная для человека, искренне любящего свою страну и народ, или просто сам груз ответственности за последствия, могут помешать найти верный ход. Ленин же разыграл, как оказалось, почти идеальную партию, всегда на шаг опережая своих более человечных и, таким образом, менее расчётливых противников.

Да, Февральская революция застала лидера большевиков врасплох. Так она же всех удивила, - царя вообще настолько, что он взял и отрёкся от престола. Ещё неделю назад была империя, война, какое-никакое общественно-экономическое устройство, а тут вдруг республика, Советы депутатов, свободы политические, разговоры о мире и земле с неизбежно нарастающим бардаком. Ленин аж поперхнулся швейцарским круассаном, прочитав в газетах такие новости! Он то уж было совсем махнул рукой на революцию, а тут такой шанс раз в жизни! Все эти ордена политических меченосцев могут оперировать только в условиях бардака и раздрая, слабого государства и сильного недовольства масс, - и тут такой подарок!

Трудно сказать, был ли это продуманный расчёт, политическая интуиция или просто единственное, что Ленин умел делать, - захват и удержание власти в условиях хаоса, - и время его подгоняло? Но он так спешил в Россию, что принял помощь германского генштаба, которому очень нравилось подбрасывать дровишки в разгорающийся всероссийский пожар. И Ульянов не ошибся. Ситуация оказалась для Ленина идеальной: все нужные ему ингредиенты переворота были уже на месте и оставалось только умно ими воспользоваться.

Поскольку эту революцию никто не готовил, то никто к ней и не готовился. Череде Временных премьеров приходилось импровизировать на ходу. Они пытались, с одной стороны, консолидировать страну вокруг правительства, которому приходилось быть одновременно быть и инициатором реформ, и продолжателем войны, а с другой - распространять без особых эксцессов гражданские свободы и демократию, так как без них избавление от царизма оказалось бы просто бессмысленным. На практике это приводило к нарастающему хаосу из-за того, что неожиданная политическая, социальная и экономическая либерализация подрывали производственную и военную дисциплину, что, в свою очередь, ухудшало ситуацию в экономике и на фронте, вызывая, соответственно, ещё больше недовольства и на фронте, и среди гражданского населения. Пришедшие из 19 века идеи социализма и национализма преобладали в разных формах среди образованных слоёв, и сдерживать порывы к социализации экономики и национальной автономии без применения силы было бы невероятно сложно, - даже если бы кто-то на это и решился или просто хотя бы захотел попытаться.

И вот в апреле в этот бардак вкатывается Ленин, прямо из вагона поезда лезет на броневик и призывает немедленно устроить ещё одну - новую, правильную, нашу - революцию. И что-то опять про Карла Либкнехта. Конечно, среди политических кругов это вызывает шок и недоумение. Сколько ж тебе революций-то надобно, дорогой ты наш соратник по борьбе? В прошлом месяце уже одна была. Иди работай в правительство на общее благо...

Даже многие большевики, включая Каменева и Сталина, не поняли вождя.

А он был по-своему прав. В том виде, в котором существовало Временное правительство и задумывалось Учредительное собрание, малочисленным большевикам с избирательной базой только в крупных городах ничего особо не светило. И если на тот момент того же Сталина вполне устраивала б постоянная парламентская оппозиция, то Ленину нужна была только достаточная полнота власти, позволяющая запустить эксперимент мировой революции. Поэтому он концентрируется на имеющейся параллельной, альтернативной власти в стране - Советах рабочих, крестьянских, солдатских и казацких депутатов. Там весной 1917 заправляют компромиссные меньшевики и эсеры, но это поправимо. Советы представляют ту самую волну массового недовольства, - причем, часть её уже вооружена за казённый счёт. Вот ее и нужно оседлать, используя простую и бескомпромиссную риторику для недовольных масс, пока умники в кабинетах ищут компромиссы и расписывают детальные программы реформ “на потом”.

Уже в июне на Первом съезде Советов в ответ на совсем риторический вопрос меньшевика Церетели: может ли кто-то из делегатов назвать партию, которая бы рискнула взять в свои руки власть и принять на себя ответственность за всё происходящее в России, Ленин встал и нахально заявил "Есть такая партия!" Делегаты в зале смеялись от души.

Зря... Так уже в июле большевики предприняли неудачную попытку путча с целью передать власть Советам. Сильное - или авторитарное - государство покончило бы с большевистской угрозой там и тогда раз и навсегда. Но объективно сделать это Временное правительство не могло, хотя от него того требовали военные. В результате, из консолидирующей силы правительство превратилось в посредника, осуществляющего простой баланс сил между правыми и левыми, таким образом отогнав от себя в противоборствующие лагеря всех потенциальных сторонников. К осени 1917 отдохнувший в Разливе Ленин и отоспавшиеся в тюрьме лидеры большевиков вернулись уже как передовой отряд левых сил перед лицом правой угрозы военного переворота. Объективно, на тот момент оказалась востребованной именно диктатура, - военная или пролетариата, не так важно. Важнее было покончить с многовластием. И на фоне потенциальной диктатуры генерала Корнилова вместо быстро теряющего силу и авторитет правительства Керенского, единственной временной альтернативой являлась структура Советов. Об этом говорили еще в сентябре даже меньшевики. И если Октябрьская революция и была формальным переворотом, то переход власти к Советам на местах был довольно естественным процессом, и всё еще немногочисленные большевики даже не заморачивались их прямым контролем.

Конечно, это всё видится с высоты времени, когда возможно проследить процессы в контексте конкретного исторического момента. Но тогда это было вовсе не очевидно и несло значительные риски. Предложение Ленина взять власть у совсем зачахшего к октябрю Временного правительство, чтобы не допустить проведения Учредительного собрания, не у всех в руководстве большевиков вызвало восторг, потому что без полной гарантии поддержки от делегатов Второго съезда Советов, к проведением которого Троцкий, к тому времени переметнувшийся из стана здравомыслящих к большевикам, настоял приурочить восстание, это могло окончится чем-то вроде корниловского путча. И даже тот факт, что большевики сумели нашпиговать съезд своими делегатами, ещё ничего не значил. В общем, даже при наличии подавляющего количества голосов, только протестный уход со съезда правых эсеров, меньшевиков и прочих мелких социалистов обеспечил гарантию поддержки переворота.

Это, кстати, прямо такой рефрен периода между Февральской и Октябрьской революциями: вместо продолжения политической борьбы за умы и души в открытом форуме с позиции влияния, более способные и честные деятели возмущенно хлопают дверью, а на их место приходят менее способные и более беспринципные, которые, в свою очередь, хлопают дверью в протесте. И так дохлопались, что к июлю 1918 в правительстве остались одни большевики, - которые и большевиками стали только потому, что на Втором съезде РСДРП представители еврейской социалистической организации Бунд тоже похлопали дверями...

Меньшевик Мартов, у которого с Лениным были неплохие личные отношения, при виде ленинского путча простонал наблюдательно, что у большевиков «аракчеевское понимание социализма и пугачевское понимание классовой борьбы», и что добром этот переворот не кончится. На что Троцкий пафосно ответил, что «восстание народных масс не нуждается в оправдании; то, что произошло, это не заговор, а восстание». Сам, в общем, дурак!

Но одно дело - провести съезд как нужно тебе, другое - не дать повода сомневаться в его легитимности. Поэтому большевикам -сторонникам государственной собственности - пришлось согласится на эсеровский Декрет о земле, с передачей земли в общинное пользование, которую и так уже стали делить на местах; с анархо-синдикалистами - на рабочий контроль над производством, который и так уже имел место, и, вдобавок, - с правом наций на самоопределение, которые и так уже установили разные местные органы национальной власти. И, конечно, - призыв всех воюющих сторон ко всеобщему миру без аннексий, контрибуций и секретных договоров. Тут-то и должна была случиться вожделенная революция в Германии, Карл Либкнехт и всё такое!

Вот теперь Ленин мог сформировать правительство, - пусть и коалиционное с левыми эсерами, - и начать мутить мировую революцию. Со сторон ожидалось, что новообразованный Совет Народных Комиссаров будет временным административным органом до проведения Учредительного собрания в январе 1918, а сами ленинцы, понимая шаткость своей позиции, на тот момент ориентировались на 100 дней существования Парижской коммуны, как маркер их пребывания у власти. А пока программой-минимум стало взять ещё и Учредительное собрание в свои руку, а там дотянуть до весны. Отсюда полное отсутствие паники среди большевиков, когда всё начинает идти не по ожидаемому сценарию.

Выборы в Учредительное собрание для них были удачными, - особенно там, где они могли контролировать избирательны участки в больших городах, - но большинства даже с союзными левыми эсерами они не достигли. На начавшихся мирных переговорах в Брест-Литовске немцы никак не могли понять, чего эти победившие у себя в стране их протеже, собственно, хотят и зачем тянут, тянут, тянут волынку? Русские сентябрьские генералы-путчисты, не дожидаясь, пока их самих отправят в штаб к Духонину, бегут из-под стражи на Дон поднимать сопротивление узурпаторам.

Стоп. Похоже, что я ушёл в простой пересказ истории, которая и без меня известна и доступна. Я и сам к ней обращался в 2017 году в тексте "Ленин был Трамп: размышления к столетию Октябрьской революции". Поэтому лучше остановиться и задаться вопросом - что такое, собственно, ленинская стратегия и почему она оказалась настолько успешной несмотря на кажущиеся изначальные “никакими” шансы?

Это своего рода стратегия вируса, если хотите, в свете происходящей в настоящее время пандемии. Атаковать здоровый организм с крепким иммунитетом бесполезно. Как только ты высунешься, - тебя моментально прихлопнут. Лучшее, что ты можешь сделать, - затаится в ожидании подходящего момента, когда внешние и внутренние факторы начнут подрывать целостность организма, ослабляя его способность реагировать на опасность или просто определять её как таковую. Знакомо? Тогда мы выходим из спячки и возглавляем и усиливаем хаос, пока все остальные наивно пытаются с этим хаосом совладать, чтобы спасти организм. Но ведь наша цель - не спасти организм, как таковой, а овладеть им и перестроить в наше подобие. Нас немного, поэтому наша задача - раздробить его до такого состоянии, когда именно мы, - никто другой, а мы, - разогнавшие этот раздрай до абсолютного предела, окажемся той самой силой, способной этот хаос и обуздать. Образно говоря, расшатываем корабль до тех пор, пока с помощью центробежных сил из него не повыпадают все потенциальные капитаны, и останемся только мы, находящиеся в центре этого урагана. Это потом повторит и Муссолини, и Гитлер.

Разные цели - разные методы, разные правила игры - разные результаты. Вы патриоты Отечества, — значит, пытаетесь консолидировать общество, чтобы избежать любой ценой братоубийственной гражданской войны, взывая к общечеловеческому в каждом из нас. Мы же, сторонники идеологии, в упор не видим никакого общества, а только соответствующие нашей идеологии его элементы и нежелательные нам элементы, против которых мы как раз очень не против эту гражданскую войну и начать. То есть изначально мы оперируем в разных парадигмах, - причем вы считаете нас естественной частью своей, а мы вас держим за полезных дурачков. Вы думаете, что с нами можно договориться на равных, а мы считаем, что можно, но только на условиях и на время, которые позволяют нам добиться своих целей. Вы пытаетесь решить конкретику сегодняшнего дня, а мы двигаем историю, и на мелочи вроде индивидуальных прав и жизней у нас не хватает времени и оптики. Мы цинично открыто об этом говорим, массы наивно принимают это за честность, а вы по-прежнему считаете, что мы блефуем. Отлично!

Октябрьская революция произошла для того, чтобы так или иначе не позволить Учредительному собранию наконец-то легитимизировать республику и ограничить хаос в рамкам традиционно понимаемого порядка с внятными государственными и общественными институтами. Ко времени его открытия большевики уже фактически монополизировали государственное насилие, - по крайней мере в крупных центрах, - и не стеснялись его применять даже против волеизъявлений самих трудящихся. И когда Учредительное собрание отказалось признать власть Совета Народных Комиссаров, большевики ответили "Ну и не надо, не очень-то и хотелось!" и в свою очередь хлопнули дверью. Только в отличие от своих неудачливых предшественников, они эту дверь за собой закрыли на ключ. То есть на следующее утро после единственного злосчастного заседания, на котором большевик Федор Раскольников на все претензии здравомыслящих политиков об антинародном, антидержавном поведении ленинцев заявил, что никакого народа, на самом деле, нет, а есть только классы, а наш пролетарский класс - так самый классный, а вы все - контрреволюционеры, - депутаты пришли к Таврическому дворцу, буквально запертому на ключ. На этом Февральская революция и закончилась...

...А мировая так и не началась! Хотя к ней подошли на волосок! Я, конечно, сейчас могу безнаказанно стебаться над Ильичём, но несмотря на то, что его предсказания и ожидания европейского пожара не сбылись ни в 1917, ни в 1918 году, в 1919 он почти оказался прав. Ещё до подписания перемирия в ноябре 1918, на Западном фронте в недавно ещё супердисциплинированной германской армии, да и на флоте, начался развал. Война и вызванные ею лишения, в сочетании с фактическим режимом военной диктатуры генералов Гинденбурга и Людендорфа, которые впоследствии создадут политическую карьеру такому из себя фельдфебелю Гитлеру, и призывами воевать до победного конца, которого видно не было, взорвали рейхсхеер (так оно тогда называлась), который во время оккупации Украины имел возможность ещё и познакомится с большевизмом из первых рук. В Германии началась революция, - да не одна! Опять-таки, - Карл Либкнехт, о котором столько говорил Ульянов-Ленин. Правда, Германия оказалась не совсем Россией, или совсем не Россией, - там социальные преобразования провели ещё при Бисмарке, и привлекательность земли крестьянам и фабрик рабочим была несколько умереннее. Тем не менее, хотя вожди коммунистического переворота Карл Либкнехт и Роза Люксембург были убиты ещё в январе 1919, но Баварская Советская республика, например, продержалась до мая.

А что это значило в контексте первой половины 1919? Январь-февраль - Красная Армия входит в Украину, впитывая самостоятельные или отколовшиеся от Директории силы. В марте в Венгрии - не всей, но достаточно большой её территории - устанавливается Венгерская Советская республика, сразу же столкнувшаяся с Румынией, которая, в свою очередь, на востоке раньше противостояла Российской империи, а теперь - большевистским России и Украине. В том же марте белые вместе с французами и греками уходят из Одессы, предоставляя второй Таврической дивизии 2-й украинской Красной Армии, - той самой дивизии под командованием атамана Григорьева, - возможность разворота на запад, удара по румынам, соединения с венгерским режимом Белы Куна и - кто знает… - выхода прямо на помощь баварским товарищам. Понятно, - это чисто альтернативная история, но её стоит принимать во внимание в том плане, что мировая революция была отнюдь не фикцией. Не случайно, опять-таки в том же марте, создаётся уже Третий - на этот раз Коммунистический - интернационал, потому что мировая революция близка, как никогда, и это дело пора уже оформлять в реальную организацию.

И тут проявился тот самый недостаток ленинской тактики, который до этого помогал достигать целей: детали не важны, хаос — это хорошо. Итак, мы раздали землю крестьянам, фабрики - рабочим, нациям - самоопределение, чтобы они нас поддержали или хотя бы не мешали. Каким-то чудным макаром мы удержались у власти и 100 дней, и 200, когда мы там пекли всевозможные декреты, - часто, кстати, вполне нужные и своевременные, как реформа орфографии и календаря, - и экспериментировали с экономикой на относительно небольшой территории, куда нас зажали в 1918. И было ещё так-сяк. Но нам сейчас нужны ресурсы, причём огромные, так как масштабы у нас ого-го какие. И нам приходится брать предприятия под госконтроль, изымать у крестьян с землёй то, что мы называем с немалой долей эвфемизма "излишками" продовольствия, и часто - как раз на территориях, которым мы провозгласили право на самоопределение. Понятно, что это никого в восторг не приводит, но если рабочих в больших центрах ещё можно насилием принудить подчиниться воле партии, то с крестьянами, которые еще к тому же составляют большинство бойцов Красной армии, таких сил справится просто нет, - особенно в Украине, которая пропустила экспериментальную фазу ленинцев в 1918 году и пока не привыкла к военному коммунизму. И вместо триумфального похода в Венгрию советское руководство получает от Григорьева короткий по времени, но глубокий по последствиям мятеж, который удаётся подавить, но о мировой революции приходится забыть.

Ленину кажется, что только на время. Он продолжает поиски способов сохранения политической власти, - даже путём экономических уступок крестьянству и мелкой буржуазии, параллельно с построением жесткой внутрипартийной вертикали. Это не вопрос личной власти, но контроля “партии меченосцев” над обществом и страной. Но сразу же после смерти Ленина сами его соратники заговорили об угрозе диктатуры. Приход Сталина или кого-либо вроде него был предопределен самим ленинизмом.

Он также предопределил и реакцию буржуазных демократий на ленинский коммунизм. Это ведь был не вопрос разницы идеологий или мнений, свободы слова или свободы собраний. Иначе бы он подразумевал, что все стороны разделяют ценности демократии. Но если одна сторона прямо говорит, что “я здесь только для того, чтобы по возможности мутить воду и нагнетать хаос, который я собираюсь в подходящий момент возглавить и направить с целью смести вас вместе с вашим либерально-демократическим государством на свалку истории”, то что остаётся делать другой стороне? Реагировать, как в случае с европейскими фашистскими режимами 1930-х, или полагаться на силу самой системы демократии, как в Британии или США, где параноидальный сенатор Маккарти в 1950-х был не так уж неправ.

И действительно, Германия, Франция, Италия, Испания в какой-то момент находились под очень сильным влиянием коммунистов, - вплоть до угрозы их прихода к власти. А страны с британским типом политического, административного и юридического устройства - никогда. Это интересный урок истории, заслуживающий отдельного рассмотрения.

Но насколько это действенно сейчас, и насколько ленинизм неактуален - даже для самых антикоммунистических стран?

И вот, пожалуйста! Стивен Бэннон, ведущий политтехнолог тогдашнего кандидата в президенты Трампа и одно время - близкий советник уже президента Трампа, а в настоящее время - организатор движения правых по миру ( Четвёртый интернационал?) - Бэннон, как и Ленин, не особо скрывает свои намерения разрушить либеральное государство и гордо заявляет: «Я - ленинец. Ленин хотел уничтожить государство, и это тоже моя цель... Я хочу разрушить всё и весь сегодняшний истеблишмент». Цинизм компании Трампа, заигрывание с низкими инстинктами масс, подрыв самого государства и его институтов, риторика конфронтации и лжи, война против свободной прессы, консолидация власти в руках лидера - это всё созвучно ленинским идеям захвата и удержания власти, это не только для коммунистов, но и всех популистов, невзирая на их внешнюю окраску.

Так что, Ленин - жил, Ленин - жив, а вот будет ли он и дальше жить - зависит от нас.

Конечно, я осознаю, что это очень короткий, тезисный текст. Конечно, в Ленине и ленинизме гораздо больше оттенков и нюансов, чем приходится оставлять для аудитории онлайн. Конечно, и сам Ленин, и его учение претерпевали и до сей поры претерпевают эволюцию. Но основой его остаётся абсолютное неприятие либерального демократического государства с его институтами и стремление при помощи любых средств его разрушить и заменить на своё. Они будут называть себя коммунистами, националистами, фашистами, нацистами, либертарианцами или анархистами. Но в своей сути и практике они ни что иное как ленинцы.

И этот ленинизм впечатан в украинское сознание, кем бы сами люди себя не считали. Власть — это любимое слово украинского дискурса. Политическая организация страны построена не для эффективного управления ею, а для взятия власти той или иной группировкой, ни одна из которых не имеет представления и даже не интересуется организацией общества и экономики. И можно снести все памятники, переименовать все улицы, но пока всё сводится к простому захвату и удержанию власти за счёт построения либерального демократического государства, - Ленин будет жить!

Подписывайтесь на канал «Хвилі» в Telegram, на канал «Хвилі» в Youtube, страницу «Хвилі» в Facebook