— Сегодня мы будем говорить о новых геополитических рисках для Украины. Они, несомненно, увязаны с ходом и характером глобального экономического кризиса, поэтому для того, чтобы понять лучше геополитические вызовы, стоящие перед Украиной, давайте рассмотрим вопрос развертывания глобального кризиса. До последнего момента, до схлопывания пузыря в эмирате Дубаи, в западной прессе появилась масса радостных восклицаний по поводу того, кризис позади. Но дубайская ситуация показала, что многие проблемы на самом деле еще впереди. Итак, давайте разберемся о характере кризиса и экстраполируем это на геополитическую ситуацию.
— Я предупреждал, что разговор о кризисе — это большой и серьезный разговор, и он не может быть ограничен двумя-тремя вопросами.
Мы находимся сейчас в фазе кризисо-экономической подсистемы глобального мира. Сам по себе кризис экономических взаимоотношений в разных сегментах является компонентным. Ведь все, кто пытается сейчас давать оценку кризису, волей или неволей признают, что он системный. Но раз он системный, то речь идет о некой системе людских отношений в широком смысле, которая начала давать не просто сбой. Если бы система просто дала сбой, то тогда работал бы другой алгоритм. Нужна реформа, некоторые изменения в системе, перезапуск, перезагрузка, оптимизация, модернизация и прочее.
Когда мы говорим о системной кризисе, мы говорим о неком переходе от одной системы к другой. Важно понимать, в каком масштабе этот переход происходит и чем он сопровождается.
Мы имеем дело с кризисом Модерна, о котором так много писали множество художников начиная с середины XIX века, и закончивая экономистами и политэкономами середины XX века. Просто тогда были еще дистанции между постановкой вопросов и разворачиванием процессов.
Современный мир и наш модерн — это мир объединенной экономики, которая организованна по принципу национальной государственности, установившейся системы торгово-промышленного разделения труда, формулы международного права, как регулятором, и в основе развития которого был технический проект, как основа конкуренции.
Этот мир формировался мучительно и долго, через мировые войны, через политику выравнивания и модернизацию, догоняющую развитие, когда крупные экономические центры инвестировали и финансировали другие социальные системы с целью создания общей рыночной среды.
Формирование целостности произошло по итогам Второй мировой войны, и было началом конца этого мира. Потому что капитал, наконец-то объединив мир, волей-неволей начал искать другие способы и формы получения возможных прибылей с минимальными затратами. Развитие и инвестирование прогресса, как основа конкуренции с перманентными техническими революциями — дело успешное, но дорогое. Оно успешно в условиях неравномерных действий, а в условиях выравнивания развития, гомогенизации экономической среды, формирования альтернативных экономических центров, оказалось, что куда более эффективным является отслоение социальной среды рынка, как сферы потребления. Отсюда проистекает тиражирование технологий, связанных с формированием дополнительных потребностей у рабочей силы.
— Так появилось общество потребительского Спектакля…
— Да, поэтому вторая половина ХХ-го века прошла под знаком культа потребительского общества. Это отразилось в разнообразных формах финансовой поддержки потребительских пирамид, в господстве массового производства и т.д. В результате мир, с одной стороны, оказался перед проблемой выравнивания стандартов и уровня потребления, но с другой стороны — он столкнулся с глубочайшей проблемой кризиса роста, кризиса развития.
Сейчас экономисты часто отождествляют рост и развитие, но как раз в условиях поствоенного стареющего Модерна экспансивный путь развития стал главным приводным ремнем кризиса. Грубо говоря, мир перестал обновляться. Последняя крупная технологическая революции — это космические технологии, ядерная энергетика и электроника. Именно они стоят у основ реорганизации современных технологий.
ГУР підтвердив існування російського плану з окупації України та її розділу
Укрзалізниця запустить нові маршрути до Європи: графік та ціни
Водіям пояснили, що означає нова розмітка у вигляді білих кіл
В Україні посилили правила броні від мобілізації: зарплата 20000 гривень і не тільки
Для того, чтобы перейти в новую систему координат, необходимо наращивать дополнительно инвестиционные ресурсы и мотивы, которых в этой модели уже не было. Выравнивание развития привело к резкому росту конкуренции за влияние и за типы социальных организаций.
По большому счету, кризис 70-х годов был связан с кризисом энергоемкости, и был первым симптомом. Многие исследователи рассматривали начало большого трансформационного кризиса именно с начала 70-х годов. Просто он шел как многосерийный последовательный процесс по новой трансформации мира.
Сначала состоялся крах двухполюсной системы. Попытка спастись за счет перераспределения глобальных ресурсов сфер влияния, временная косметическая стабилизация, которая произошла на 5-6 лет, создала иллюзию нового равновесия.
Вторая волна кризиса связанна с крахом финансовой системы этого Модерна. Причина краха финансовой системы уже очевидна. Экстенсивный путь минимизировал возможности капитала инвестировать в перевооружение экономики.
— Представители миросистемной школы Фернан Бродель, Джовани Арриги говорили, что бегство капитала из реального сектора в область финансовых спекуляций, надувания всякого рода пузырей свидетельствует о сигнальном кризисе для гегемона миросистемы (в данном случае для США), который обозначает начало его упадка и создание предпосылок для появления гегемона нового типа.
— По всей видимости, это так и есть, — пытаясь уйти от угроз стагнации, от угроз потери конкуренции, западный капитал начал формировать механизмы перераспределения будущей прибыли. Все эти пирамиды, связанные с инцидентами манипуляций кредитными ресурсами, являются ничем иным, как попыткой получить уже сегодня и сегодня же потратить завтрашнюю прибыль.
В такой многослойной системе существует фактически двойной или тройной налог на сегодняшнюю рабочую силу, которая включается в эти пирамиды. Де-факто они уменьшают не только свои сегодняшние доходы, но и завтрашнего-послезавтрашнего дня.
Пусковой механизм второй волны кризиса связан с финансово-экономической структурой мира и практически был запущен рядом решений ФРС. Первое решение 2003 года и схлопывание рынков. В 2007 году было принято решение о проценте ценных бумаг по рыночной, а не по номинальной стоимости.
Фактически 2008 год, — это был год первой стихийной переоценки реальных, а не номинальных активов, которыми распоряжаются финансовые институты ведущих финансовых центров. Оно показало реальное состояние экономики, сколько на что потрачено, и чем реально владеет глобальный финансовый рынок.
Поэтому вначале 2009 года огромное количество структур оказалось в состоянии пустышек.
По всей видимости, следующий этап этого кризиса будет связан с динамичной реструктуризацией геополитической карты и формированием новых геокультурных картин мира. Этот процесс затянется минимум на лет 10-15. Он не обязательно будет сопровождаться такими экономическими обвалами, которые ожидались, хотя вполне вероятны еще локальные экономические конфликты.
Прежней системы экономических связей уже не будет, потому отечественным производителям глупо ждать, когда все утрясется «само собой»
— С чем это связано?
— Это связано с переходом от моновалютной к мультивалютной мировой финансовой системе, что требует формирования более жестких механизмов контроля над финансовыми инструментам. Как следствие, такая перестройка несет конфликты. Я уже не говорю о ресурсных войнах за Африку, за Ближний Восток, за российские ресурсы. Но, на мой взгляд, все-таки эти конфликты будут локализованы. Но дело даже совсем не в этом.
По своему масштабу глобальный кризис носит трансформационный характер. Первым такие определения дал Карл Поланьи, один из наиболее интересных политэкономов XX века, в работе конца 40-х «Великая трансформация».
Он попытался дать характеристику этому большому переходу от раннего капитализма через колониальные войны и две мировые войны к единому либеральному рынку, к гомогенной системе и капитала без элит.
Первая великая трансформация — это трансформация старого традиционного общества в эпоху современного мира – Модерна. Это мир капитала, нации, государственного международного права. Но время существования этого мира фактически совпадает со временем трансформации.
Поэтому небольшие неустойчивости, небольшие неравновесия и новая трансформация связана в плане социальных экономических и политических отношений.
С новой глобализацией, когда мир переходит от торговли и борьбы за рынки и перераспределения производства к международному разделению труда, государство ограниченно в своих суверенных функциях и их большую часть отдает международным институтам регулирования.
В этих условиях на первый план выходит формирование социальной среды и социокультурное проектирование.
Если в эпоху молодого капитализма, главным, ключевым товаром является рабочая сила, то в эпоху второго Модерна товаром становится личность, как целостный комплекс связей, возможностей, представлений, установок.
Поэтому в эпоху Нового Модерна, новые технологические революции будут теперь связанны с генетикой и евгеникой, освоением феномена термоядерного синтеза, который действительно представляет для человека новые возможности для моделирования мира. И, по всей видимости, третьим компонентом будет сознание человека-мира. Это совсем не означает, что мы будем все смуглявые и кучерявые, в действительности в мире этого Модерна будет сложнее. Это мир проекта, где каждый социум будет моделироваться на основании традиций, как технологии.
Грубо говоря, в XXI веке, скорее всего, будет создан тот Китай, о котором идеалистически мечтали философы и мечтатели ХХ-го века. Только они делали рафинированный образ, а традиционный Китай был создан рукотворно, как новый антропогенный мир китайской цивилизации в ХХI веке.
В этом плане, европейский проект — наиболее яркий показатель. Очень интересен проект исламского мира, направления по развитию которого определенны пока лишь контурно. Амбициозны россияне с идеей Русского мира и православного единства, но это только контуры социокультурной перестройки.
В настоящий момент мы переживаем поэтапную трансформацию сегментов мировой экономики. По всей видимости, в ближайшее время будут приняты 20 ключевых решений, связанных с изменением механизмов управления миром. Уже сейчас поставлен вопрос о формировании мирового правительства на базе G20. Фактически легитимизирован переход мира от моновалютной к мультивалютной системе. В этом плане 2010 год будет годом больших экспериментов. Латиноамериканская безналичная валюта уже введена, первая сделка уже проведена. В 2010 году апробируют свой реал страны Персидского залива. В общем, нас ждут большие дискуссии о валютных взаимоотношениях в Евразии.
В наиболее сложном положении оказались страны так называемой старой индустрии. В отличии от США, Европы, Китая, Индии, Бразилии, страны индустриального пояса оказались заложниками производства сырья с низкой стоимостью. Они уже жестко включены в сформировавшееся мировое разделение труда. Шаг влево, шаг вправо, равнозначны расстрелу. Именно они больше всего пострадали от глобальных финансовых пирамид, посредством которых обеспечивали необходимый минимум модернизации. Но вместе с тем они затягивали петлю, связанную с внешними обязательствами.
Мы видим в Украине кризис внешней задолжности, когда внутренний инвестор не может в условиях кризиса проинвестировать радикальную, глубокую модернизацию, чтобы повысить конкурентоспособность своей продукции на внешних рынках. Максимум что он может сделать — пережидать, отсиживаться и ждать восстановления других экономик.
Эта пораженческая позиция не имеет перспектив, поскольку старой системы экономических связей уже не будет.
Для многих стран экономическая фаза кризиса оказалась катализатором быстрых и динамичных изменений, которые делают невозможным возврат назад. Быстрыми темпами идет модернизация в сфере автомобилестроения, появляются новые виды металла, технологии, связанные с энергосбережением. Естественно, это больно бьет по производителям традиционной продукции. Однако, проблема не только в этом.
Более значимо то, что многие страны оказались уязвимы в условиях спекуляций активами. Для Европы, США, Великобритании ключевую роль играет финансово-технологическая олигархия, для которой манипуляция активами развивающихся стран стала своеобразным антикризисным инструментом.
В условиях кратковременного роста конца 90-х — начала 2000-х, именно развивающиеся страны, за счет включения в кредитные схемы и выхода на мировые рынки, прошли очень быструю капитализацию. Она служила главным механизмом, обеспечивающим дополнительными кредитными ресурсами эти как бы «высококапитализированные компании». Но, как показал кризис, форсированная капитализация и насыщение финансовыми кредитами компаний, были своеобразной удавкой.
В Украине, России и Казахстане, и в ряде других стран индустриального пояса, главные проблемы еще впереди
— …Или сознательной стратегией глобального перераспределения развивающихся стран.
— Именно поэтому в условиях кризиса, когда капитализация упала, были резко пересмотрены все кредитные программы, быстро упали прибыли, именно эти структуры стали очень привлекательным объектом для прихода новых собственников.
Я не исключаю, что такое форсированное поднятие и опускание капитализации за последние 3-5 лет было элементом игры в кризис. Поэтому в Украине, России и Казахстане, и в ряде других стран индустриального пояса, главные проблемы еще впереди. Они будут связаны с попытками спекуляций и манипуляций ресурсами реального сектора – а это месторождения, крупные производящие компании, инфраструктурные объекты, а для Украины еще и земля.
Кстати говоря, наверное, первое, что будет делать будущий победитель в Украине независимо от его фамилии, когда столкнется с реальными угрозами технического дефолта, — он начнет искать ресурсы в реальном секторе, для того, чтобы снять ряд угроз с точки зрения безопасности государства.
Масштабный передел собственности в Украине неизбежен, но он будет носить более глобальный характер, чем в 90-е
— То есть, в любом случае в Украине грядет большой масштабный передел. Только это будет передел не такой, как в 90-е годы, на уровне местных политэкономических разборок, а с включением в глобальную игру.
— Совершенно точно. Если говорить о переделах в Украине, то этот алгоритм распространяется на большинство постсоветских государств.
Можно говорить о трех периодах. Первый период связан с переделом влияния на объекты.
Второй период связан с перераспределением уже оформленной и начавшей капитализироваться собственностью, с целью распоряжения этими отношениями, с целью включения в международную систему отношений.
Третий передел уже вообще не будет связан с этими силами, а будет связан с игрой внешних субъектов, которые заинтересовались украинскими активами.
Игра этих субъектов интересна не тем, сколько они денег принесли в украинскую экономику, а своими практиками — что они начали делать с активом, который приобрели.
Это вообще очень показательно относительно того, как наши активы могут трансформироваться и меняться в условиях глобальной экономической игры.
Вспомним «Криворожсталь» — это крупнейшее предприятие в Украине, которое было не только источником валюты для бюджета, но еще и интегральным компонентом внутринационального разделения труда. Сюда входили многочисленные поставщики, торговля, рабочие места, короче говоря, это был элемент экономической инфраструктуры Украины.
С приходом крупной ТНК как объект оно продолжает функционировать, но корпоративные связи транснациональной кампании, поставки угля, приход и порядок закупки технологий, получение финансовых уже вышли за пределы украинской экономической структуры.
Представьте, что таким же образом может произойти трансформация земли как ресурса. В какое-то время сельхозугодия могут стать элементами продовольственных программ Египта, Сирии, Саудовской Аравии и т.д.
Уже сейчас об этом говорят экономисты и политики, что к нам приходят страны с проблемами продовольственного кризиса с просьбой эксплуатации, долгосрочной аренды, и даже выкупа энного количества земли и размещением там заказа на производство того или иного вида продукции. Страшного в этом нет ничего, кроме одного: если это приобретет тотальный характер, а передел земли будет происходить в условиях затяжного глобального экономического кризиса, то в какой-то момент украинское национальное правительство потеряет возможность проводить самостоятельную аграрную политику. Вопрос ведь не в форме собственности, а в том, в состоянии ли власть как субъект регулировать профиль, объемы, использовать это направление как элемент глобальной конкуренции и является ли государство регулятором данного направления. Или же оно является просто потребителем налога от эффективно действующего субъекта.
— Более того, внешние силы уже требуют, чтобы Украина выполняла определенные функции в рамках глобального разделения труда в тех секторах, где она имеет потенциал, ресурсы, и есть на это запрос. Речь идет, в частности, об агропромышленном комплексе.
— Тема земли – это отдельная тема, но это касается и других направлений реального сектора Украины. Проблема украинской экономики заключается в том, что мы владеем высокотехнологическим, но несбалансированным промышленным комплексом, где очень много фрагментов, компонентов крупных технологических цепочек, существовавших еще в СССР.
Изначально существовало три пути развития этого комплекса:
Первый – восстановительный, его называли реакционным, неэффективным. Грубо говоря, он подразумевает, что после развала Союза было необходимо найти оптимизированную модель, только рыночно оформленную. Тогда говорили о создании межгосударственных финансово-промышленных групп, кооперации и т.д. Этот путь, по сути, уже закрыт.
Второй путь связан с грубой распродажей активов как ресурса (помещения, земля, металл). Ведь многие предприятия, и это не секрет, выкупали собственники для того, чтобы демонтировать оборудование и продать.
Третий путь – это включение компонентов национального сектора в транснациональные связи, где системообразующим является внешний субъект. Как правило, это крупные транснациональные компании. Яркий пример для Украины — все тот же приход Mittal Steel на «Криворожсталь». То же самое может происходить и в химической промышленности, и других отраслях. Проблема состоит в том, что второй и третий путь сейчас комбинируются. Украина в какой-то момент потеряла возможность целенаправленно проводить модернизацию и структурную перестройку. А без структурной перестройки модернизация не имеет никакого смысла. При этом Украина волей-не волей стала объектом влияния и захвата внешними силами.
По законам капитала любой конкурент стремится к тому, чтобы минимизировать конкурентные преимущества соперника и максимально использовать его экономические возможности. Поэтому в Украину приходит огромное количество инвесторов, связанных с разработкой сырья, и практически нет инвестиций в инновационные технологии. Многие сектора и отрасли неактуализированы. Если бы не усилия Кучмы по проекту Sea Lunch, то у нас уже, по всей видимости, не было бы ракетостроения. Если бы мы не пробили крайне сложный пакистанский контракт, то уже лишились бы танковой промышленности.
Эти единичные примеры показывают, что у мира нет большого интереса, чтобы Украина как большое европейское государство была технологическим лидером. Слишком серьезный конкурент, слишком большие амбиции, а учитывая, что можно влиять на сдерживание развития, то влияют и сдерживают. Тем самым подталкивают нас к аграрно-промышленному, сырьевой ориентации, государству – центральноевропейскому середнячку. Это бы всех устроило, чтобы не летал, а ползал, чтобы не кричал, а шепотом говорил, чтобы не претендовал на передел рынков, а поставлял на рынок необходимое сырье.
Есть еще и четвертый путь – формирование государственных программ и приоритетов, связанных с созданием внутренних замкнутых производственных циклов. Это задача для амбициозных государств, способных к внешнеполитическому лоббированию, способных быть экономическими агрессорами. Естественно, это связано с нашими военными амбициями, милитарным статусом, политическими возможностями.
Наверное, стоит посмотреть на успешность поведения такой страны, как Турция. Но, очевидно, для Украины такой технократический путь пусть остается романтическим пожеланием.
«Я очень пессимистично отношусь к украинской перспективе, если не возникнет элитный консенсус»
— Турция тоже подошла к пределу роста в рамках кемалистского проекта, который успешно отработал сто лет и позволил модернизировать ее до очень неплохого уровня. Сейчас идет поиск другого проекта развития этой страны. В Турции он идет, а мы, Украина, по-прежнему ищем себя в идеологических доктринах давно минувших дней
— Украина в условиях трансформационного кризиса современности запуталась и в социокультурном выборе. Это отдельный разговор, но суть в том, что Украина состоится в том случае, если здесь будет утвержден проект XX века, а не XVI или XVIII. Все, что связано с исторической памятью, не является движущим мотивом, проектной установкой. Проектной установкой является основание и наследие XX века, как общество, которое было инкорпорировано и было частью и субъектом предыдущего проекта, поэтому равным образом связывается технологическим, историческим, языковым и прочим наследием. Которое способно даже в условиях глобализации действовать республикански, а без этого Украина обречена на распад. Поэтому новое республиканство – ключевая политическая задача.
Третий компонент – нужно решать несколько задач реформирования. Есть инфраструктура страны, структура экономики и социокультурное проектирование. Задача сложная, на самом деле. Европа решала ее десятки лет в послевоенное время и прошла через череду внутренних конфликтов, пока вышла на Маастрихтский проект. Украина не имеет столько времени. Ей нужно проделать с собой за 5 лет то, что другие делали десятилетиями. Время очень быстро уходит, и если в ближайший год-полтора-два данные проблемы не будут решены на уровне элиты, то я очень пессимистично отношусь к украинской перспективе. Самое грустное, что это территория с несубъектным управлением.
— Что вы под этим подразумеваете? Это будет такое себе Гуляй-Поле, части которого будут инкорпорированы в те или иные политэкономические интересы больших субъектов Евразии?
— Если раньше это выглядело страшилкой, то сейчас никого не удивишь мыслью, что у нас сохраняется ментальный раскол на Западе и Востоке, существует местечковость управления, государство по-прежнему удерживается двумя механизмами. Первый механизм – это налоги, бюджет и управление государством через бюджет. Второй механизм – это теневая экономика, коррупционный налог и содержание госаппарата, как инструмента конкуренции. На сегодня белая и теневая экономики равновелики.
— Вот у меня, когда вы это все говорите, такой образ складывается. Сейчас Украина — как Судан Восточной Европы, где есть секторы, включенные в мировую экономику, нефть, например.
— Украина – это Украина. Все варианты, что мы как Латинская Америка или третий мир — не правильные. Это они еще там посматривают, как здесь все работает. Характер развития общества в полутени связан с окончание прерывности развития Российского государства. Здесь свою роль сыграли и украинские социалисты, и большевики. Белое и серое государство — это присуще советской модели, и такая модель распространилась и сейчас. То есть постсоветская Украина развила советские практики до логического предела.
Борьба за ресурсы переместилась в плоскость финансов, экономики и социокультурного влияния на интересующее пространство
— Вы в самом начале сказали, что глобальная трансформация приводит к геополитическим изменениям. Какую проекцию обострения геополитической борьбы ты видишь на Украину?
— Есть один момент, важный с точки зрения сциентального сознания – рацио в парадигме научного знания и сознания. Постараюсь раскрыть этот тезис. Как и все, с чем мы сталкиваемся в нашем мире здесь и сейчас, нам кажется, что так было всегда. В частности, все рассуждения о геополитике часто сводятся к экстраполяции геополитических установок на первобытный век, а оттуда таким же образом экстраполируются в будущее.
В действительности геополитическое сознание является компонентном политического сознания эпохи раннего модерна. Оно возникло как результат формирования национальных капиталистических элит времен молодого агрессивного национального государства. Когда преодоление сословного неравенства, старого традиционного общества и феодального государства привело к тому, что политическая элита, опирающаяся на механизмы капитала и политической демократии или автократии, начала идентифицировать себя как единый социальный организм со своим интересом.
Поэтому геополитические концепты рождались на таких специфических представлениях о государстве, как растущем организме, жизненном пространстве и т.д. Ключевая проблема геополитических учений была связана с алгоритмом становления молодого капитализма. Предметом интереса была борьба за ресурсы и сферы влияния, поэтому в большинстве классических геополитических доктрин главная проблема – борьба за ресурсы мира. Отсюда проблема «сердцевины Земли» или взаимоотношения крупных экономических центров молодого капитализма – островных государств Великобритании и потом США с континентальными государствами-империями. Последние в тот момент были словно кентавры, с одной стороны, включены в капиталистическую систему, а с другой, — обременены имперским наследием средневековых владений. Такой алгоритм имел смысл и существовал до того, пока мир не оказался объединен в единую мир-экономику.
После этого он стал более гомогенным, была снята интрига во взаимоотношениях государств и государства-национальности. Появилась новая надстройка – космополитические институты и космополитическая элиты. Для них уже не существует национальных границ и физической борьбы за ресурсы. Борьба за ресурсы переместилась в плоскость финансов, экономики и социокультурного влияния на интересующее пространство. Фактически аспекты политики исчезли, и теперь они являются сопутствующими или, как говорят философы, они существуют в снятом виде, как механизм осуществления других, более сложных стратегий.
Учитывая, что субъектами развития мира являются не только капиталисты национальных государств, но и наднадциональные субъекты — глобалистские организации, космополитические группировки, которые выросли из штанишек ТНК, и государственные элиты, которые играют по правилам глобализированного мира.
На первом месте все-таки реализуются геокультурные стратегии, которые опираются на жесткий экономический расчет, то есть в каких комбинаториках теперь элиты могут реализовывать свои интересы и использовать геополитику как текущий инструмент. Это происходит, потому что мир в своих отношениях изменяется не так динамично, как его контуры. Люди живут в своих старых стереотипах, они объединены старыми отношениями, укладностью и поэтому еще подвержены старым манипуляциям.
Мир, который мы знаем по Модерну XX века – это мир объединенного господствующего Запада и противопоставленного ему слабеющего Востока в лице СССР и Китая. В этом мире вопрос геополитики и влияния на центр был решен в виде санитарного кордона. Знаменитая Берлинская стена была его физическим выражением.
Геополитические реалии Нового Модерна будут другими.
Первая тенденция – многополюсность. Она не только экономическая, но и социокультурная.
Геополитически мир будет состоять не из государств и блоков государств, а из надгосударственных образований. Наиболее ярким примером является интеграционный проект Евросоюза. Думаю, что весь тренд начала XXI века будет связан с формированием постанациональных интеграционных структур.
ЕврАзС, невыраженный и не до конца осмысленный ШОС, объединяющаяся Латинская Америка, будут попытки организовать в одно-два объединения Африку. Это те архитектурные компоненты, которые уже просматриваются.
Самая сложная судьба будет ждать Россию, которая оказывается на растяжке между ЕС и формирующимся анклавом нового роста – Тихоокеанским регионом
— Кто будет управлять этим наднациональными конгломератами? Возвращаясь к Джованни Арриги, о котором я говорил выше, то он указал на наличие в миросистеме гегемона, который выполняет функцию передового штаба миросистемы, который задает стандарты, нормы и т.д. Кто претендует на такую роль?
— Конечно же, будет какая-то доминантная конструкция. Ее суть просматривается в создании нового центра роста, который должен обеспечить переход от «объединенного Запада» к «объединенному Тихому океану». Новый центр может состоять из трех очень мощных социальных систем – реформирующиеся США, Япония и Китай. Это объединение капитала, рабочей силы, интеллекта и науки. Это объединение будет задавать тон в глобальном мире. Противостоять ему будет объединенная Европа и, по всей видимости, большие перспективы будут у объединенной Латинской Америки, во главе Бразилии с Аргентиной.
Самая сложная судьба будет ждать Россию, которая оказывается на растяжке между ЕС и формирующимся анклавом нового роста – Тихоокеанским регионом.
Естественно, это будет означать, что будет исчезать консолидированное евроатлантическое сообщество.
Я не исключаю, что последние изменения в политическом ландшафте США, я имею в виду приход Обамы на пост президента является первым штрихом социокультурного перепроектирования.
Он сопровождался идеологическими заявками о том, что американский проект требует реформы, обновления, а самого Обаму сравнивают с Авраамом Линкольном. Насколько такое сравнение уместно не знаю, но тот факт, что Америка из метафорического котла превращается в реальный котел народов, где будет доминировать процесс метисизации и мультикультурализм, а не передовое западничество, мне кажется несомненным. Соответственно, такая перестройка позволит США более мягко войти в Тихоокеанский проект.
Судя по информации, которая идет по экономической ленте, целый ряд финансового олигархических структур уже начали инвестировать в новый центр роста. В частности структуры Ротшильдов все более глубоко инкорпорируются в Китай и Тайвань. Группы, которые традиционно связаны с финансами и высокими технологиями легче и быстрее приспосабливаются к новым условиям.
Олигархи, связанные с традиционными секторами — машиностроением, космосом и т.д. чувствуют себя менее комфортно. Поэтому, возникающее напряжении по — условно — линии Ротшильдов-Рокфеллеров отражает этот выбор «Буш-Обама».
Главным алгоритмом, связанным с геополитическим инструментом, станет перестройка «санитарных поясов». По всей видимости, ключевое значение будет приобретать Черноморско-Каспийская ось. Соответственно, санитарный кордон, разделяющий конкурирующие центры, смещается из Центральной Европы в Украину, Кавказ, республики Средней Азии и анклав Афганистан-Пакистан. Влияние на этот пояс будет иметь ключевое значение.
Изменится характер войн. Последние межгосударственные войны, пожалуй, связаны с противостоянием Ирака и Ирана. Войны приобретает молекулярный характер, где гражданские конфликты связаны с внешними инструментами воздействия. Все большую роль играют не регулярные армии и даже не силы быстрого реагирования, а разнообразные полусерые военизированные образования, военные наемники. Войны носят характер геополитической игры. Ирак стал «чудесным» полигоном, который показал, как такие технологии отрабатываются. Так что война в классическом понимании, как средство решения стратегических проблем, уходит в прошлое. Геополитика Нового Модерна — это геополитика внешнего влияния и внешнего конструирования.
Более того, по мере того, как будет размываться экономический суверенитет национальных государств – они будут все больше зависеть от транснациональных связей, поведения внешних инвесторов и глобалистских структур, появятся новые возможности для свободного государственнического проектирования. Как это ни парадоксально, количество государств резко увеличится. Просто будет изменены их функциональные возможности и степень самостоятельности. Теперь национальные экономики потеряли значение и некий самодостаточный смысл. Удерживать традиционные сектора или важную и нужную внутреннюю инфраструктуру могут себе позволить только очень крупные государства.
Поэтому, государства XXI века — это не государства с национальным капиталом, а самоорганизующиеся территории по разнообразным неэкономическим принципам – этническим, культурным, интегральным. Это будет эпоха интегрированных макрорегионов и микрогосударств с самоорганизовавшимся населением.
Кстати, это серьезный вызов для Украины, которая не прошла период национального становления и сталкивается с угрозой, когда все активнее будет поощряться региональная государственность.
Это уже происходит на наших глазах – Косово, Южная Осетия, Абхазия. В ближайшее время, видимо, будет трясти Великобританию. На эти процессы нужно смотреть не как на горькую случайность, а как на результат целенаправленной и сознательной деятельности. Просто проходит это мучительно. Уколы тоже больны, но нужно понимать, что уколы делаются сознательно.
Продолжение здесь