Знаменитую модель Большого Кремлевского дворца снова выставили для публики

Посетители, бывающие на временных выставках в Музее архитектуры, наверняка задавали себе вопрос, почему здесь отсутствует постоянная экспозиция. Ответ, впрочем, очевиден: как водится, от безденежья. Бывшая городская усадьба Талызина на Воздвиженке, где располагается МУАР, давным-давно требует капитального ремонта и масштабной реставрации. Нагружать старинную анфиладу увесистыми экспонатами из музейной коллекции попросту небезопасно: могут не выдержать перекрытия. 

В прежние времена проблема с показом фондов решалась благодаря наличию филиала в Донском монастыре, но с тех пор, как монастырь вернули церкви, никаких вариантов, кроме запасника, не осталось. Деньги на реставрацию здания вроде бы изыскивают, однако ждать реального финансирования можно еще долго. И все же музейные работники решили не сидеть сложа и руки и хотя бы символически обозначить свою постоянную экспозицию.

В качестве такого символа выбрана грандиозная модель Большого Кремлевского дворца, которую в 1770-е годы соорудила бригада мастеров под руководством Василия Баженова.

Правда, целиком эта конструкция длиной 17 метров в залах не поместилась, но представленные фрагменты весьма внушительны. Для зрителей со стажем это, конечно, не сенсация: в советские годы модель можно было увидеть как раз в Донском монастыре. Но за два минувших десятилетия в сознательную жизнь вступили поколения, которые о баженовском «восьмом чуде света», как именовали макет в екатерининскую эпоху, даже и не слышали. Для очень многих выражение «Большой Кремлевский дворец» не подразумевает ничего другого, кроме ансамбля, построенного Константином Тоном при государе Николае I и украшающего поныне вершину Боровицкого холма.

Выставка «Неслучившееся будущее», ядром которой служит баженовская модель, должна напомнить о сценарии, который предполагал совсем иное развитие архитектурных событий.

История этого проекта связана с амбициозными замыслами императрицы Екатерины II, решившей ознаменовать свое правление масштабным строительством. Едва ли не главная ставка была сделана на возведение Большого Кремлевского дворца, который должен был засвидетельствовать монаршую благосклонность к прежней столице.

Вступив на трон, Екатерина действительно одно время подумывала о том, чтобы придать Москве больше официальной значимости и даже отчасти вернуться к концепции Третьего Рима.

Олицетворял эти намерения проект тотальной реконструкции Кремля. Если бы тогдашние намерения императрицы реализовались, древняя крепость приобрела бы совершенно иной облик, имеющий мало общего с нам привычным. Первым этапом и одновременно апофеозом намеченной реконструкции должен был стать как раз Большой Кремлевский дворец, проектирование которого доверили молодому зодчему Василию Баженову.

В 1773 году состоялась торжественная закладка дворца, а незадолго до того был разобран большой участок кремлевской стены со стороны Москвы-реки. Предполагалось, что баженовский БКД будет смотреть с Боровицкого холма прямиком на Замоскворечье. А задний дворцовый фасад планировалось вывести на Овальную площадь, от которой бы расходились три лучевых проспекта. Правда, Екатерина самолично составила список объектов, которые не дозволялось уничтожать в ходе реконструкции, но сомневаться не приходится: кремлевскому ландшафту предписывались сногсшибательные метаморфозы.

Однако изначальное рвение исполнителей постепенно стало угасать вместе энтузиазмом самой Екатерины. В итоге матушка-императрица раздумала возвеличивать Москву, руководствуясь ей одной понятными политическими соображениями. Да и расходы на турецкую войну оказались для госбюджета чересчур обременительными… Снесенную крепостную стену вернули на место, а масштабную модель дворца, дивиться на которую в мастерскую Баженова еще недавно приходили толпы горожан, оставили пылиться в той самой мастерской, а позднее отправили на склад в Оружейную палату.

Помыкаться этому сооружению пришлось изрядно: в его «биографии» насчитывается 12 переездов с места на место, причем каждое очередное переселение сопровождалось разборкой конструкции и складыванием ее заново. Сохранности модели это, разумеется, не способствовало. Она и сейчас отреставрирована не полностью, но гипнотического эффекта данное обстоятельство не отменяет. Деревянный макет БКД (точнее, две его версии — первоначальная и та, где учитывались замечания, сделанные императрицей) по-прежнему впечатляет.

Проектная копия в масштабе «в одном вершке сажень», то есть приблизительно 1:48, исполнена предельно мастерски и скрупулезно. Удивляться, впрочем, не приходится: зодческие модели обычно изготавливались «в целях агитации», дабы внушить заказчику, не умеющему считывать замысел с чертежей, полную уверенность в будущем успехе.

Учитывая, кто именно был заказчиком проекта БКД, нетрудно нарисовать в воображении картину денных и нощных стараний Баженова со товарищи… Увы, «агитация» не сработала. Стремление государыни «затмить Европу» (таков был исходный импульс, ни больше ни меньше) увязло в прозе жизни. Возможно, прав был Николай Михайлович Карамзин, написавший после того, как насладился зрелищем этого макета: «Планы знаменитого архитектора Баженова уподоблялись Республике Платоновой или утопии Томаса Моруса: им можно удивляться единственно в мыслях, а не на деле».

По материалам: Газета.Ru