Новая промышленная революция и понятие предпринимательства: оценка содержания технологических изменений

Дорогие читатели, предлагаем вашему вниманию лекцию Петра Щедровицкого "Понятие предпринимательства", где рассматривается роль предпринимательства в контексте промышленных революций, углубления разделения труда и роста его производительности. Различаются понятия торгового, военного, прожектерского и технологического предпринимательства. Щедровицкий раскрывает характер технологических, социальных, экономических изменений в следующие 30 лет. При этом активно использует опыт предыдущих индустриальных революций, объясняя их внутреннюю логику и характер. Настоятельно рекомендуем всем читателям "Хвилі" внимательно просмотреть и прочитать стенограмму выступления, которую мы специально сделали для вас.

Итак, коллеги, у нас чуть меньше двух часов. У меня четыре тезиса.

Первая группа тезисов направлена на то, чтобы попытаться восстановить некий общий контекст, в котором вам придется осуществлять свою деятельность следующие 20-30 лет. Контекст этот называется «новая промышленная революция». Без нумерации, потому что разные теоретики по-разному проводят содержательный анализ этих процессов. Но тот факт, что мы скорее всего уже либо вошли, либо находимся буквально на пороге начала чрезвычайно серьезных изменений в сфере производства, распределения благ и организации жизни, думаю, сегодня практически никто не сомневается. Конечно, возможны всякие форс-мажоры, но большинство экспертов согласны с тем, что эти события будут по своему масштабу сопоставимы с промышленными революциями прошлого, в частности с тем, что происходило во второй половине XIX века.

Вопрос о технологическом содержании этих изменений стоит уже лет сорок. Вот Элвин Тоффлер в 1980 году собрал группу американских экспертов, и на вопрос «что, какие технологии будут определять лицо следующего шага развития», ответил – компьютеры, биотехнологии, генная инженерия, новые материалы и новые источники энергии. Он, конечно, достаточно сильно ошибся в конкретном рисунке этих технологических изменений, но в целом можно сказать, что этот анализ был адекватен.

Через 20 лет европейцы, которые стали понимать, что они уже сильно отстают от происходящих изменений, не готовы к ним, попросили другого визионера Джереми Рифкина (может вам попадалась в руки его книга «Третья промышленная революция», ее перевели на русский в 2015 году). Он выделяет изменения в сфере энергетики. Он говорит – это возобновляемые источники, здания, генерирующие ресурсы, в том числе энергетические, малые источники хранения энергии, электромобили, гибридный транспорт и так называемые смартгрит или энергетический интернет, короче, все то, что позволяет нам меньше энергии производить, но зато более эффективно ее перераспределять и использовать.

Ещё через 10 лет немцы показывают всему миру картину киберфизических систем т. е. производственных процессов без людей, где машины разговаривают с машинами. Но и, если вы были на каких-нибудь их промышленных выставках, вы знаете, что это та ставка, которую немецкие инженеры и предприниматели сделали в складывающейся ситуации.

Наконец, в 2014 году, на рубеже 2015 года американцы тоже признают, что они не готовы к происходящим изменениям, собирают порядка 40-45 разных программ в один пакет, называют это «цифровая Америка», начиная довольно масштабную подготовку к этому переходу к технологиям Новой промышленной революции.

Если вы возьмете доклад, который получил название «Индустрия 4.0», это доклад 2013 года, он делался почти 10 лет, это немецкий доклад, то там дается довольно простой тезис, понятный на уровне здравого смысла: новый пакет технологий (они в кандидатные решения кладут роботов, искусственный интеллект и машинное обучение) будет давать (если вы смотрите на слайд, это справа от вас внизу) до полутора процентов роста производительности труда в год следующие 50 лет.

Если вернуться на 300 лет назад, то Первая промышленная революция – паровой двигатель, который, как вы понимаете, начинает масштабироваться с 80-х годов XVIII века. То есть он введен в оборот в 1712 году, а начинает масштабироваться с 80 годов XVIII века. Паровой двигатель ежегодно приносил в течение 50 или 60 лет 0,3 % роста производительности. Все то, что мы с вами имеем сегодня – это во многом результат такой перестройки промышленности.

В 2008 году Виктор Борисович Христенко попросил нас дать свою оценку темпов и содержания возможных изменений этой Новой промышленной революции. Когда я говорю «нас», я имею в виду Центр стратегических разработок «Северо-запад», где я являюсь членом правления. Мы нарисовали вот эту схемку, она от вас слева. Несмотря на то, что прошло 12 лет, она мне очень нравится, мне кажется, она вполне адекватна.

Мы сказали следующее. Первое – сначала, в целом это слоеный пирог, т. е. один слой намазывается сверху на другой, и как бы переструктурирует нижележащие этажи. Значит, первый этап – это все в «цифре». Слово «все» надо понимать буквально. Вот вчера мне пришлось в Казани отвечать на вопрос «что это вот все означает», я придумал такую простую метафору. Значит, все вещи реального и интелегибельного мира получают вторую форму существования – цифровую.

Вот мы с вами, там, книги из библиотеки, процессы, которые происходят, появляются цифровые двойники сложных процессов. И то, что мы можем делать с цифровыми копиями, мы не можем делать с реальными объектами, т. е. операциональные возможности как пробных действий, так и преобразования, резко расширяются.

Например, представьте себе, пожарник едет тушить пожар. Вот сегодня у любого, так сказать, расчета американских пожарных есть цифровая копия объекта, который они едут тушить. Они все знают, где, что, какие материалы, из чего это сделано, если там есть люди, то они копошатся на этом цифровом двойнике в каком-то месте. Таким образом они понимают, что им нужно делать, они не ориентируются на местности.

Если, значит, раньше 75 % времени после посадки самолета в аэропорту уходило на то, чтобы провести диагностику, то сейчас он себя диагностирует в процессе полета. Всю информацию о себе двигатель сообщает в базу данных, а база данных просто агрегирует эти показатели, и если вдруг она замечает какое-то отклонение, то начинает там мигать лампочка и уже человек на поле знает, чем ему нужно заниматься, что менять. В крайнем случае они напечатают на 3D принтере, пока самолет летит то, что нужно заменить и т. д. Теперь, в целом этот процесс уже завершен, т. е. все технологии кандидатные в этой области сделаны.

Если вам понадобится, есть деньги и желание сделать «умный» город, полный пакет технологических решений можно купить. Заодно можно купить всех системных интеграторов из какого-нибудь Сингапура, которые уже по 50 раз все это вот попереставляли и понимают, что с чем сочетается и что нет. При этом это будет стоить вам дешевле, чем регулярные расходы на автоматизацию, которые известно куда идут, которые вы тратите в бюджете какого-нибудь российского города.

Дальше следующий шаг – новые материалы. Материалы с управляемыми свойствами. Это гораздо сложнее, но за счет того, что у нас была нанореволюция в 1950-1960 годы, потом композитная революция в 1970-1980-е, сегодня практически все технологические объекты собираются из композитных материалов. Например, у современного автомобиля их около 200 видов. Вот в этом году должен выйти стопроцентно композитный бизнес-джет, и в следующем стопроцентно композитная яхта; дома мы тоже строим из композитных материалов, то следующий шаг – это биологические материалы с управляемыми свойствами.

Значит, в мире несколько тысяч центров постоянно работает в этом области. Нас держит отсутствие, ну или наоборот присутствие барьеров, секретов, промышленных тайн, корпоративных, национальных, отсутствие единой базы данных, чтобы мы могли убрать дублирование и сосредоточиться на решении каких-то там нескольких ключевых задач, например, в области графена. Ну ещё 20 лет.

Таким образом, если первый этап в целом завершается к 2030 году, то второй этап закончится где-то к 2040-му. Если у вас все в цифре, и материалы вы делаете такие, какие вам нужны параллельно с изготовлением изделия, меняя тактико-технические характеристики изделия, вы можете подкручивать, менять характеристики материалов, фактически это один процесс, а не распределенные процессы.

Раньше у вас был авиационный институт, который проектировал самолеты, а были материаловедческие организации. А теперь у вас это все одно. При этом каждый элемент этого нового мира пронизывается управляющими чипами, можно спать, например, и мы все начинаем друг с другом и с этими искусственными объектами взаимодействовать.

Население мира, наверное, стабилизируется на отметке 10 миллиардов, а может даже упадет, если все-таки опасность крупной пандемии, которая давно, мы понимаем, унесет там какое-то количество людей. А вот количество этих технических жителей будет расти приблизительно к нескольким триллионам, и они друг с другом будут разговаривать и с вами. Ну или вы с ними. Скорее они с вами.

Итак, к 2050-2060 годам это все тоже достраивается до некоторого пакета. Однако, только первый этап, только этап цифровизации, как считают ребята из McKinsey (вот это их табличка) дает массу эффектов. Вот вы видите, производительность растет на 3-5%, простои оборудования падают, стоимость технического обслуживания падает, время выхода на новый рынок сокращается, точность прогнозирования возрастает и т. д и т. п. Значит, когда мы будем иметь второй, потом третий этап, естественно, эти изменения станут более радикальными.

А население мира растет, и это население все больше и больше сосредотачивается в городах. Есть даже такая точка зрения, что, собственно, экономика 600 мегагородов это и будет главная осевая вещь в нашей жизни в следующие 100лет. Мы видим, что большинство крупнейших агломераций сегодня сосредоточено в азиатско-тихоокеанском регионе (а потом вы увидите, там будет такой слайд), и это все будет плавно смещаться в Индию и в Африку. Значит, и там и там население постепенно достигнет двух миллиардов человек, т. е. 2 миллиарда человек будет жить в Индии, 2 миллиарда в Африке. Но вы знаете, что карты Меркатора вас обманывают, поэтому Африка гораздо больше России, ну и как бы…

При этом в среднем население богатеет, несмотря на многочисленные такие алармистские прогнозы; число людей, которые живут на 1 доллар в день в мире, оно сокращается. Даже более того, говорят, что даже вот эта группа, которая ещё 20 лет назад составляла около 40% населения земного шара, сейчас уменьшилась где-то до 20%, но это уже не доллара, а два доллара. Понятно, что два доллара сегодня это может даже меньше, чем доллар 20 лет назад, но в целом растет масштаб среднего класса. В Азиатско-Тихоокеанском регионе к среднему классу мы фактически уже причисляем миллиард человек.

Что такое средний класс – это те, кто получает от 11 до 100 долларов в день. Вы имеете как бы в пределе европейца, который получает 3000 в месяц. Это средний класс. Если вы представите себе, что средний класс в Китае это 500 миллионов человек, в Индии это сегодня 350 миллионов и он будет дальше расти, то это вот изменения. И у этих людей, конечно же, совершенно другие потребности, принципиально другие. Происходят существенные изменения в системе разделения труда.

Я когда-то тратил на этот слайд 15-20 минут, сейчас я его свел в один, я его коротко охарактеризую. Итак, что происходит.

Первое – выделяется контрактное производство, т. е. появляются компании, которые ничего не придумывают, а только производят для других по заказу определенные продукты. Например, компания FoxConn производит для всех коммуникаторы, работает в модели 24 часа в день, 365 дней в году. В прошлом году она заменила фактически всех своих работников (там порядочное число) роботами.

Второе – появляются компании, которые сосредоточены специализированно профессионально на разработке технологий. То есть, у вас есть некая концепция продукта, вы хотите запустить его в производство, вы отдаете этой компании, и она налаживает производственный процесс. Не вы этим занимаетесь, а они параллельно там одновременно делают там 100-150 разных технологических цепочек. Появляются компании, которые проводят контрактные исследования.

Вы не идете в Академию наук, потому что вы понимаете, что вы там мало чего получите, или в университет – вы идете в компанию, которая специализируется исключительно на проведении НИОКР. Они тоже это делают, понятно, технологично, ежедневно, снижая издержки на производство каждой единицы продукции и прочее.

Антропренизируется менеджмент по двум основным направлениям.

Первое – крупные компании, понимая, что они опаздывают в глобальной гонке, начинают покупать стартапы, т.е. начинают покупать компании, которые что-то сделали, как минимум несут на себе опыт деятельности, ошибки, не надо их повторять заново, а как максимум уже имеют какие-то определенные разработки.

Второе ключевое направление – внутри крупных компаний выделяются подразделения эффективные в самостоятельный бизнес, а менеджмент получает часть доли в пакете собственности. Последний пример – это Bombardier, который сделали самолет 330-й, и соответственно, вошли в альянс с Airbus, теперь он летает под названием А-220. А менеджмент получил внутри этой компании маленький пакет за то, что они сделали хороший самолет.

В принципе крупные конгломераты разбивают свои бизнесы на кусочки, и эти кусочки начинают жить своей собственной жизнью. Вот кризис, который сегодня переживает General Electric, когда ему, так сказать, не повезло на одних рынках, но и одновременно есть задельные проекты на других.

Наконец, последний – это антропопренизация массовых профессий. То есть, предпринимателями становятся инженеры, они перестают получать зарплату, они работают за долю в будущем бизнесе (это, собственно, революция Маска); зарплату перестают получать педагоги, они выходят на рынок образовательных услуг и продуктов; врачи перестают получать зарплату в нашем старом смысле слова, они начинают работать за долю в технологическом перевооружении медицинской отрасли, и возникают маленькие, агрессивные медицинские компании ну и т.д., водители… В общем все.

Хочу вернуться к предыдущему тезису. Значит, слева от вас это сегодняшняя картинка, я нанес туда Москву, хотя в ней всего 27 миллионов человек, но, судя по всему, она будет расти и оставаться где-то там, может быть, в сотне крупнейший городов мира. А вот на правом вы видите города стомиллионники на горизонте 2100 года. Сейчас стомиллионников в мире фактически всего два, и это крупные агломерации в Китае. Но понятно, что все идет к тому, что внутри этих площадок будет сосредоточено вот такое масштабное население.

При этом довольно понятно почему это происходит – это происходит, потому что нам приходится внутри такого инкубатора новых видов деятельности содержать всю систему разделения труда предшествующей промышленной революции, она никуда не делась, все эти отрасли существуют, все эти инфраструктуры существуют. И одновременно выращивать новую систему разделения труда. Иногда это чуть-чуть разнесено, ну например, Дели – Нью-Дели. Иногда это прямо упаковано все внутрь, и вы не видите в старом новое, но оно там присутствует как распределенная инфраструктура.

Наконец, последний важный момент – это инкубаторы новых технологий – инновационные города. Здесь вот вы видите цепочку, цифры означают производство технологических компаний в погод, ну там, не знаю, в районе Лёвена, или там… Эйлат это Лёвен, Эйндховен, Аахен (Бельгия, Голландия, Германия), они делают там грубо одну технологическую компанию в день, 365 компаний в год. В Кембридже больше, в Силиконовой долине до последнего момента больше, хотя сейчас часть активности смещается в другие центры.

И это самостоятельный вид так называемого серийного предпринимательства, т. е. бизнеса по созданию технологических компаний. Эти технологические компании либо сами выходят на рынки, либо кому-то продаются.

Последний момент. Смена происходит довольно быстро. Вот на простом примере с производством ушных протезов или так сказать аппаратов по лечению слуха: внедрение 3D сканирования ушной раковины, 3D проектирование на основе этих исследований и 3D печати индивидуализированных слуховых аппаратов снизило затраты времени на производство изделий в 7 раз, повысило качество, как вы понимаете, потому что это стало более индивидуализированным решением, и вытеснило старую систему разделения труда всего-навсего за 500 дней.

Понятно, что там, где мы переходим на композитные материалы в области судостроения, это будет происходить гораздо медленнее. Но надо понимать, что современные суда будут строиться совершенно иначе и из других материалов, по-другому, в другие сроки, в других местах, с опорой на другие логистические цепочки и т. д. и т. п. То есть, аргумент что это долго надо рассматривать с точностью до той отрасли, в которой вы предполагаете работать или уже работаете. Где-то долго, где-то гораздо быстрее. А есть ли здесь вопросы?

На карте к 2100 году в Америке не было сто миллионников городов

Не дотягивают. Ну, во-первых, у них население, скорее всего будет расти достаточно медленно, сейчас это 350, значит, соответственно ну будет там 400…

Там вообще не было городов в Америке.

Сто миллионников? Не было, да.

И 25 миллионов не было.

Ну да. Ну а что там? Там можно сосчитать агломерация… Ну, нету.

Петр Георгиевич, здравствуйте. Вот у нас Пирожков был несколько дней назад, он говорил о том, что в ближайшие 50 лет по прогнозам футурологов наоборот – с экватора будет отток людей, который вызовет глобальные войны в связи с климатическими изменениями. В вашей истории все наоборот идет к…

Смотрите. Значит, первое – в принципе мы все скоро можем умереть от пандемии. Хотя прогнозы, которые делались 20 лет назад показывали, что это, даже самый тяжелый сценарий, не превышает смертность в размере миллиарда человек.

Теперь второе – в принципе на нас может упасть метеорит. В принципе у нас действительно может произойти то самое глобальное потепление и, как пишут некоторые, значит, поднимется уровень моря на 100 метров (этого не будет, но пишут так) и затопит все, включая целый ряд мест, которые нам так дороги, значит, исторической памяти. Все может быть.

Я не рассматриваю форс-мажорные обстоятельства. Я рассматриваю базовый тренд. То есть, кто-то помрет, конечно, чего-нибудь куда-нибудь упадет… Помните, как в анекдоте, значит, обитатели метеорита с ужасом наблюдали приближение Челябинска. Поэтому ещё вопросы, друзья. Двинулись дальше?

Пункт два. Вот это все безобразие происходит с нашей человеческой историей первый раз? Ответ – нет. Сто лет назад наш соотечественник Николай Дмитриевич Кондратьев ввел модель, которая получила название «больших циклов конъюнктуры», а описывал он Первую промышленную революцию. Кондратьев выдвинул три базовые гипотезы, которые за последние 100 лет все больше и больше себя оправдывают.

Гипотеза первая: то, что мы наблюдаем как экономические циклы, по сути являются циклами технологическими, т. е. смена технологий приводит к взрывному росту производительности на этих технологиях, и этот взрывной рост производительности перераспределяет общественные ресурсы и проявляется в качестве экономического роста. В тот момент, когда технологии вышли на свою предельную производительность наступает стагнация, а потом по некоторым областям деятельности спад.

Есть три этапа:

Первый инкубационный, когда эти технологии формируются и складываются в пакет взаимодополняющих друг друга решений.

Второй этап, когда на основе этого пакета технологий или платформы технологий идет рост. Кондратьев эмпирически вывел на примере Англии, что он идет где-то 30-35 лет.

Наконец период спада, который занимает 20-25 лет. С учетом того, что инкубационный период сам может занимать от 40 до 60 лет, мы имеем большую волну развития.

В 1970-е годы внук Кондратьева (ну имеется в виду интеллектуальный) Герхард Менш нарисовал известную схему, вот эту, которую вы видите справа от вас, схема метаморфозного развития, в которой он наложил эту модель на эмпирический материал. Вот у вас есть инкубационный период, здесь он нарисован как совпадающий по времени с распадом предыдущей волны.

Но, как вы понимаете, он может и отставать по времени, т. е. может быть временной разрыв. Затем идет рост на основе этого пакета технологий. Потом идет зона стагнации и развала. При это разные отрасли и разные регионы с разной скоростью теряют свою эффективность, и где-то даже могут становиться обузой для остальных элементов хозяйства.

А значит, если вы посмотрите, как распространялась волна Первой промышленной революции по Европе, то пакет, сформированный в Англии в 1770 году, приходит в Россию в 1880-м. То есть, у нас есть приблизительно столетний лаг между лидерскими индустриализациями и догоняющими индустриализациями. Но, как вы понимаете, в Африку может прийти ещё позже.

Что происходит с предыдущей структурой (я сейчас говорю предельно общим языком), неважно какой, структурой размещения промышленности, или структурой занятости, или политической структурой, или межгосударственными отношениями, когда у вас меняется платформа технологий и формируется вот эта новая архитектура. Что происходит вот с этим? Оно исчезает.

Мы с вами должны прекрасно понимать, что география Первой промышленной революции полностью перекроила всю Европу, по сравнению с тем, что было в нулевую, и наоборот. Но и также вы, наверное, помните, что каждая промышленная революция происходила не там, где происходила предыдущая. Понятно почему, или нет? Из абстрактных соображений. Понятно или нет?

Потому что они бенефициары предыдущей промышленной революции, они извлекают доход из старого и менять ничего они не собираются.

Причем обратите внимание – это закрепляется не только на уровне групп интересов, но это закрепляется на уровне территориальных коммун, да. Если какой-нибудь район объединенных провинций жил на перевалке леса, то если поток этот леса через них перестает идти, они, естественно, мучатся, говорят «как же так, надо вернуть все назад», и пошло-поехало. Поэтому любой Гринфилд лучше Браунфилда.

Поэтому промышленная революция перескакивает, она перепрыгивает из объединенных провинций Нидерландов в Англию, потом из Англии она ищет, где бы ей еще высадиться, и наконец, по случайному стечению обстоятельств высаживается в Соединенных Штатах. Но когда я говорю «случайный», то все обстоятельства более-менее понятны, чего она искала и почему она не могла реализоваться в других местах.

Самое главное, что старая промышленная революция финансирует новую. Голландцы не только отправляют своего короля, значит, захватить Лондон, но они еще и деньги дают. Потому что инвестировать в старые структуры – это все равно что делать инъекцию в протез. Да, вопрос у вас был.

Скажите, со временем вот эти циклы сокращаются?

Нет. Они увеличиваются. По двум основным причинам:

Первая – вырастает инерционность системы. Потому что, если во второй промышленной революции все население земного шара было меньше 2 миллиардов человек, то сейчас, как вы понимаете, 8 миллиардов.

Второе – люди позже выходят на рынок труда. Среднестатистический англичанин выходил на рынок труда в 17 лет, а в 37 он среднестатистически умирал. Вы выходите сейчас на рынок в 25, ваши дети будут выходить в 35. Ну, потому что вы будете долгожителями, вы никого не пустите. Ещё здесь есть вопросы?

Итак, логика больших волн развития с лагом распространения. Поэтому мы можем наблюдать, что последствия вот этой лидерской промышленной революции они постепенно проявляются в разных территориях, вовлекают в эти территории, в ту систему разделения труда, которая была создана. Наверное, вы знаете, что, собственно, начиная с Петра І и, грубо говоря, до войны 1812 года Россия в основном и прежде всего ориентировалась на английский рынок. она переориентировалась с голландского рынка на английский рынок. А дальше вокруг этого была масса всяких проблем, но у нас сегодня лекция не про историю.

Теперь очень важный момент. Инкубационный период. Значит, я сказал о том, что он сам по себе длится от 40 до 60 лет. Почему? Потому что, если мы берем какую-то одну узкую полоску технологическую, ну например энергетика, или вот в данном случае паровой двигатель. Вот в 1712 году Ньюконнен уже поставляет двигатель, или компании, которые там используют его техническое решение, поставляют двигатели на промышленные предприятия, и прежде всего на шахты в Англию. Все. Двигатель работает. Он ужасен, он очень неэффективен, он постоянно ломается, у него низкий КПД, значит, поршень там ходит вот так вот ходуном.

Покупают этот двигатель приблизительно так же, как сегодня наши предприятия многие покупают и ставят 3D принтер, потому что как его использовать непонятно. И только спустя 57 лет Болтон и Уатт, это предприниматель и инженер, создают консультационную компанию, начинают ходить по этим промышленникам, спрашивать, чего их не устраивает, почему они его не используют или используют неэффективно, и консультировать их по перестройке производственного процесса, чтобы в нем нашел место паровой двигатель; а второе – собирать от них техническое задание на инженерную доработку.

А решения приходит не из этой ленточки – они вот приходят сбоку. Потому что параллельно Уилкинсон делает новые материалы (его называли «Железный человек», он даже гроб себе сделал из железа), он разрабатывает технологии сверления металлов. Это позволяет на следующем шаге повысить эффективность работы поршня, поршневой группы, а Уатт заказывает ему поршни, он не делает их сам – он вступает в систему разделения труда.

Точно так же происходят изменения, например, в области металлургии. Если бы этих изменений не происходило, то пакет бы не собрался.

То есть, у вас всегда есть эффект синергии, когда решение в одной области иногда совершенно неожиданно меняют технологии базовые в других отраслях. В итоге у вас идет взрывной рост производительности труда. И это не естественное разделение труда, а технологические разделение труда. Поэтому в 1776 году Адам Смит, суммируя наработки предшествующих 200 лет экономистов, говорит – единственным источником богатства народов является технологическое разделение труда. Тезис понятен? Ну хорошо, давайте.

Значит, это первая глава Адама Смита, всем советую прочитать, называется «О разделении труда». Он говорит – отдельный ремесленник в день может делать от 10 до 20 булавок. Почему? Потому что это относительно сложная деятельность, в ней 18 операций: надо нитку сделать, потом ее разрезать, потом там заточить, головки булавочные… Значит, очевидно, что этот ремесленник не все виды деятельности делает одинаково хорошо. Согласны? Одну он делает лучше, другую хуже. Качество целого будет определяться худшей. Одну операцию делает быстро, другую медленно. Темп изготовления целого будет определяться самой медленной.

Итак, у вас идет все время откат к производительности слабых мест. Если Форд абстрактно может делать миллион машин в год, но его подразделение или дочерняя компания, которая делает колеса, может делать миллион колес в год – сколько машин сделает Форд?

Итак, у вас слабое место держит производительность целого. Как только вы начинаете создавать какую-то новую систему разделения труда, у вас всегда есть слабые места. Часть из них находится в зоне вашей деятельности, а часть находится в зоне деятельности соседа. А сосед вообще, ему может быть все хорошо, зачем ему это перестраивать.

Поэтому изменения вот этих платформ технологий и системы разделения труда, оно идет волнами. Теперь Адам Смит говорит: «А вот если мы возьмем разделим 18 этих операций между 18-тью рабочими (теперь обратите внимание) более низкой квалификации, чем наши сходные ремесленники, то 18 рабочих, поставленных в протоконвейер произведут в день 48 тысяч булавок». Итак, 18 ремесленников максимально произведут 360 булавок, и они будут разными. Тонкий момент. Даже у отдельного ремесленника каждая булавка будет непохожа на другую. А эти 18 рабочих произведут 48 тысяч экземпляров одной булавки.

Это для промышленности и её роста важнейший момент стандартизации. Взрывной рост производительности и очевидно, что постепенно владелец этого конвейера начнет производить больше, дешевле, вытеснит конкурентов, и повысит при прочих равных зарплату своим рабочим. И эти несчастные частичные производители, менее квалифицированные чем наши сходные ремесленники будут получать больше, чем зарабатывал с большим трудом этот ремесленник. Понятно, да?

Это вот тот парадокс, с которым Маркс столкнулся, который считал, что будет идти пауперизация рабочего класса, ну и естественно, значит, надо срочно строить социализм.

Теперь смотрите, если мы сквозь призму этого понятия технологического разделения труда посмотрим на историю промышленных революций, то мы обнаружим, что на каждом следующем шаге идет вот этот взрывной рост. Вот Петр І приезжает вот туда, в этот городишко там наверху, видите? Плашечка. Сухой док в городе Зандам в 8 километрах от Амстердама. Мысленно переместились туда – вот едет, значит, Петр I, на лодочке плывет, вся его команда поехала курить травку в Амстердам, а он едет на Зандам наниматься плотником.

Что он там видит: он видит 3 тысячи человек, которые строят корабли, и каждый день со стапелей сходит один корабль. Папаша Петра І на Каспии построил за 20 лет один корабль с помощью шведских и голландских инженеров. А здесь каждый день сходит корабль.

Если вы перенесетесь на 100 с лишним лет вперед, в английскую промышленную революцию, в ситуацию Аркрайта. Значит, англичане лидируют по производству и торговле тканями, и им категорически не хватает пряжи. Что он делает – он сначала придумывает одно техническое сооружение, многоверетенную прялку, а потом он вот в этих зданиях (работало до 1920 года) собирает на четырех этажах технологическую систему разделения труда по производству пряди для хлопчатобумажных тканей. Он ставит в стык 8, а потом 12 технологических переделов, станки, оборудование берет с рынка, устанавливает их друг за другом, нанимает рабочих, перестает покупать пряжу сдельно, а начинает платить им почасовку…

Каждая фраза, которую я говорю, это революция.

С чем он сталкивается? Первое, с чем он сталкивается – когда он это сделал. Он сталкивается с тем, что взятые их разных ситуаций, эти станки имеют разную производительность. Поэтому у него в одном переделе чуть быстрее все работает, а в другом… А линия не может так работать, он должен их синхронизировать.

И вот тут правы вы. Он не может синхронизировать по самой производительной, потому что он не дотянет. И он здесь вот ищет вот нечто среднее. Вот Форд остановился на том, что конвейер должен ехать со скоростью 1 метр в секунду. У него таскали эти ребята сначала на тележках эти остовы машин с разной скоростью, то быстрее то медленнее, пока он не синхронизировал 26 процессов.

Также и здесь. Он за несколько лет синхронизировал все эти, там один расслоил на два этапа, придумал несколько новых решений. И вот это то, что он сделал – это радикальная инновация. А усовершенствование каждого отдельного станка оборудования, ремонт, это оптимизирующий, их было порядка 3 тысяч. После этого производительность труда по производству пряжи выросла в 30 раз. Ее стало очень много.

Форд делает ровно то же самое, только для автомобилестроения. И он, конечно, имеет дело с новой отраслью, и он вынужден заодно переделывать ещё порядка 40 других производственных цепочек, включая производство кораблей для перевозки автомобилей или их деталей на дальние расстояния. А заодно он меняет мостостроение, потому что корабли эти не проводят под мостами. Понятно, да?

И 1 декабря 1913 года на заводе в Халлин-парке запускается технология производства автомобилей марки Т Форда, обязательно черного цвета. Почему черного цвета? Потому что химическая промышленность в этот момент никакую другую краску не может производить в таких масштабах. Друзья, слабое место. Вы резко расширяете производительность в одном блоке, все сопутствующие технологии не могут соответствовать. У вас нет ни колес, ни стекол, ни краски, ничего. Вам приходится переоборудовать, переделывать вместе с партнерами всю экономику.

Он был лидером в сборке бутиковой, ремесленной автомобилей. В 1912 году собрал около 40 тысяч (я все время забываю эту цифру). За первый месяц наладки конвейера в декабре 1913 года он собрал 10 тысяч машин, в следующем году 250 тысяч, а в 1926 или 1927 или там каком-то году на двух заводах миллион машин в год. И он довел скорость конвейера до 1 метра в секунду, и каждые 50 секунд стал сходить автомобиль.

К какой цифре стремится сегодня китайский автопром. Кто знает? Какая цифра на заводах Рено? С какой частотностью сходят эти машины? Тойота за весь свой большой эксперимент довела этот шаг до 48 секунд. У Форда было 50 секунд. Но. Но Форд собирал одну модель, он не мог решить задачу переналадки конвейера. А Тойота собирает ту машину, вот в данный момент, которая только что продалась.

У вас машина выехала за границы магазина, считала рамка тип, информация пошла в Big Data, Big Data посмотрела, что за это время обещано покупателям как бонус, какая комплектация, вставила улучшения, и эта машина пошла в производство через секунду. И вышла ровно такая же машина, которая продалась, с маленьким бонусом покупателю. Понятно? Не производятся непроданные машины.

Ну и наконец, вы можете приехать на завод Боинга в Сиэтле, и вы увидите, что там инженерный персонал, их рабочие там, а там много народу работает, решают одну задачу: они в 2011 году перешли на конвейерный тип сборки, они делали 2 самолета, ну выпускали 2 самолета в день. Сейчас они приближаются к 3 самолетам в день 737 модели. Естественно, что там другие модели некоторые делаются дольше. Это модульная сборка.

Помните, как в «Ревизоре», над чем смеетесь? Да, кстати, они знаете, что делают? Они продают услугу для тимбилдинга. То есть, вы можете… Их 21 человек. Профессионалов там трое только. Остальные места вакантны. Дорого очень правда. Вы можете для компании своей купить отличный тренинг командообразования. А быть точным и вкладываться в меньше 2 секунд, а сейчас меньше 1,09 последний рекорд. Поэтому, если бы вы так работали…

Итак, смена системы технологического разделения труда на основе платформы технологий. Более того, у вас от того, какая система разделения труда зависит, какие технологии вы можете использовать, а какие нет. Вспомните этого несчастного владельца промышленного предприятия или шахты, который купил двигатель и не может его поставить, потому что у него форма организации и деятельности не про паровые двигатели.

Николай І подарил Тульскому оружейному заводу 2 паровых двигателя. Но, как вы понимаете, они как продолжали работать, курочный цех, ствольный цех, прикладный цех, шесть цехов, да, и, собственно, собирать из этого продукцию, значит, ремесленные мушкеты, так и продолжали это делать. Если мы сквозь призму этого понятия посмотрим на историю, мы увидим точно границы трех промышленных революций.

Ту, которая была исторически первой, я назвал «нулевой», чтобы не отнимать у англичан закрепившееся за ними право первенства. Хотя до 1915 года не говорили Первая промышленная революция – говорили Английская промышленная революция, потому что не знали, что она не одна.

Только в 1915 году один из визионеров сказал – слушайте, на самом деле все поменялось, и мы уже находимся во Второй промышленной революции. А раз появилась вторая, то естественно, стали смотреть в более ранний период и обнаружили предшествующую промышленную революцию на территории Объединенных провинций, ныне Голландии, которые, как вы, наверное, знаете, именно в конце XVI века образовались, превратились в самостоятельное политическое тело.

Каждая промышленная революция приводит к смене платформы технологий, и каждая промышленная революция приводит к смене инфраструктур. Когда появились железные дороги, голландцам пришлось закопать ¾ каналов, потому что строить мостовые переходы было дороже чем просто зарыть. Хотя англичане какое-то время пародировали голландцев и тоже строили каналы. Это, кстати, была последняя мощнейшая инвестиция французской аристократии. Они когда сбежали из Франции во время Революции, они инвестировали в создание каналов, считая, что это же устойчивый пассивный доход.

А на переходе между промышленными революциями происходит тот самый взрывной рост производительности труда. Вот у вас слева Форд 1911 года, а вот Форд 1914 года. Вы видите, что производительность на, если считать ее грубо в штуках налицо, увеличилась в 10 раз. Раньше рабочий делал 2 автомобиля в год, теперь 20-ть.

А что произошло в среднем по отрасли? Конечно, вы не видите лидеров, и экономисты не видят лидеров, потому что средняя температура по больнице нормальная, в морге и в горячечном отделении.

Что говорит Маск? Маск в данном случае можете поставить в кавычки, т. е. ну или Иванов. Он говорит – у Форда конвейер двигался со скоростью 1 метр в секунду, и каждые 50 секунд с конвейера сходил 1 автомобиль. У меня конвейер будет двигаться со скоростью 5 метров в секунду, и каждые 10 секунд с конвейера будет сходить 1 электромобиль, потому что я перейду к модульной (а не по детальной) и роботизированной сборке.

В какой момент это произойдет? Ну, когда у вас всеобъемлющая система разделения труда там, где производят искусственный интеллект, который должен быть поставлен, новые шины с памятью, значит, роботов для сборки, материалы новые, из которых будет делаться эта машина. Вот когда эти всеобъемлющие системы смогут работать в таком темпе? Ну вот любопытно.

Если мы сравним, как растут объемы производств у Маска по сравнению с Фордом, то выяснилось, что уже на переходе к пятому году от начала запуска он обогнал Форда по темпам. То есть, он движется быстрее. Вопросы. Маск – это знак сокращения большой группы предпринимателей, они работают сразу во многих отраслях.

А есть понимание, какой следующий этап?

Какой следующий?

Ну, после того как завершится этот.

Никакой. Мы с вами умрем в следующий этап. Этот этап продлится следующие 130 лет. Он начался, идет вокруг вас бурными темпами. Я об этом рассказывал в первой серии.

Итак, в первой серии я вам сказал, что идут изменения и кандидатные решения для новой платформы технологий, все есть. Теперь вопрос, как они соберутся.

В тот момент, когда завод по производству модулей Маска для домостроения соединится с заводом по производству фотовольтарических панелей, черепица, которую он кладет на крышу, машин марки Tesla, аккумуляторов для машин и для домов и искусственного интеллекта, который будет коммутирован между машиной и домом, вы подъедете к своему домохозяйству, выйдете, нажмете кнопочку, ваша машина подаст себя задом до характерного щелчка и поставит на подзарядку от вашей крыши ну и т.д.

Вопрос в том, что будет делать собственно человек. Население растет.

Какой?

Ну вообще все население, потому что…

У меня все хорошо. Если я не умру от коронавируса, то все у меня будет отлично.

Я имею в виду что не будет занятости при тако автоматизации.

Заботьтесь о себе. Что будет, что будет делать человек…

Это непраздный вопрос…

Нет, праздный. Ну праздный, потому что все будут делать разное. И слава Богу. Наконец люди займутся своим делом, перестанут в поте лица зарабатывать хлеб насущный и начнут думать. Бог же предназначил нас думать, а мы чем занимаемся? Мы работаем. А думать уже некогда. Творчеством, понимаете…

Но некоторым трудоголикам, тем, которые в семье не бывают, потому что они все время заняты предпринимательской деятельностью, тем, которые читать не умеют, им будет плохо. Их будет колбасить, они будут все время хотеть что-то вместо робота сделать. А робот не будет час пускать, потому что от вас одни…

Второй вопрос если можно. Как повышать свою информированность обо всех инновациях, которые происходят.

Не надо. Обо всех инновациях невозможно. Они происходят быстрее, чем вы успеваете читать. В какой области вы работаете? Сосредоточьтесь на этом. Войдите в приличную компанию, потому что один человек не способен соревноваться с человечеством. Вот эта штучка, она имеет очень четкие ограничения.

Кстати, поэтому Big Data, агрегирование, предективная аналитика – это все как раз потому, что мы с вами очень неустойчивый элемент в деятельности. Машинное обучение приводит к тому, что если какая-нибудь машина чему-то научилась, то научились все машины. А у людей не так. Вот вы чему-то научились, пришли к себе на работу, у вас там команда, а они… приходится их опять в Сколково звать. Серьезная проблема.

Но если вы пойдете работать в собес… Я для них читаю отдельно другие лекции, потому что мне сказали, что здесь собрались предприниматели. А для собесовцев – да, там масса проблем, социальное акушерство, как людей вытаскивать, наркомания, значит, алкоголизм, семейные проблемы, депрессивные сообщества, воспроизводство бедности… Но это все для другой аудитории. Идете по минному полю, не щупайте его за соседа.

Я просто проясню, почему про людей был непраздный вопрос. Потому что интересно, куда дальше инвестировать внимание свое, потому что чем будут заняты массы людей, там можно…

Опять вы про массы людей…

Ну, там, новые тренды. То есть…

Душа болит за массы.

Нет, не душа болит, а как на этом заработать, на новых трендах.

Ну, думайте. Думайте. Есть ещё вопросы?

Пункт номер три. А при чем тут предприниматель? Вообще-то в традиционной экономической теории нету понимания того, что такое предприниматель, какова его функция в процессах экономического развития и промышленных революций. Термин недавний, появился он во франкофонной среде. Вот в словаре «Универсальный словарь коммерции», 1723 год, написано: предприниматель – человек, берущий на себя обязательства по производству или строительству объекта.

Понятно почему – потому что в то время самыми крупными проектами были проекты строительства мостов, дорог, фортификационных сооружений, соборов, крупных муниципальных зданий, городских площадей и т.д. и т.п. И если вы вдумаетесь, насколько это было сложно, особенно раньше, особенно там в XVI-XVII веке, то вы поймете, что да, это ну… Илья Муромец, понимаете? Он должен был одновременно понимать, что он делает, на какие деньги, как организовать эту работу, как обеспечить качество и прочее.

Значит, уже в 1755 году, когда выходит работа Кантильона… А Кантильон долгие годы работал в Франции в банковской сфере, поддерживал торговлю. Он говорит – вот этот парень, предприниматель, откуда-то знает, где можно купить дешевле и продать дороже. Чуть более сложный случай – как организовать производство чего-то дешевле, чтобы можно было продать дороже? И вы понимаете, что этой проблемной ситуации всего-навсего 200-300 лет.

Потому что до открытия колоний, до создания колониальной системы торговли глобальной, т. е. грубо до 1550 года люди обменивались тем, что естественно росло или производилось. Это были все малые масштабы, и все понимали, что везти на дальние расстояния кораблями с такими рисками надо что-то очень легкое и очень дорогое. Везти тяжелое, что занимает трюмы кораблей и дешевое, ну, на дальние расстояния – смешно. Торговля была достаточно ограниченной.

Но вот в какой-то момент оказывается, что надо, во-первых, иметь продукт. А иметь продукт можно либо естественным образом, либо искусственным, т. е. организовать производство. И начинает расслаиваться позиция торгового предпринимателя от технологического.

Итак, Кантильон говорит – вот откуда-то он это знает. Ну не знаю, ну например, у него есть контрагент, где-нибудь, ну например в Голландии, в Арсенале, и тот говорит: голландцы проиграли бои англичанам, корабли потоплены, будет большой заказ Арсенала на строительство новых кораблей. Он бежит в Архангельск и покупает лес. Привозит, а ему говорят – знаешь, решили не строить. Ну или как-то так.

А Джон Стюард Милль рисует известную схему производственного процесса, в котором три фактора и три участника. Все помнят, да или нет? Три фактора производства. Труд (это рабочий), земля (естественные условия труда или там производственные помещения и т. д.) и капитал. Труд получает от результатов производственного процесса возврат в форме зарплаты, рента, а капитал процент. Где предприниматель? В чем? Вклад предпринимателя в процесс создания стоимости, в чем его право на получение части добавленной стоимости?

Ну вот смотрите, ещё раз. Нету до конца XIX века в экономической теории ответа на этот вопрос. А сейчас есть, но дискуссия идет. То есть, предприниматель, поскольку он отсутствует в теории, то он и в практике воспринимается как лишний элемент. Вдумайтесь в это! Главное обоснование предпринимательской деятельности теоретическое, а вместе с ней, с теоретической моделью, и этическая – что вы имеете право на присвоение части добавленной стоимости, потому что ваш вклад в этот процесс важнейший, но только надо ответить какой.

Риск – это отличная была идея, но она не совсем себя оправдала, но имела право на существование. Ставку, все правильно, да. Итак… Кстати, понятие предпринимателя в английском языке не было. Ост-Индская компания называлась сообществом купцов-авантюристов. Предпринимателей называли adventures. Купцы-авантюристы торговались с теми, кого они не знают, в отличии от обычного купца на локальном рынке, который все знает, ну в крайнем случае давай в долг тебе дадим, или там родителей твоих знаю. А значит риск.

Риск отсюда идет. Он идет из того, что, когда началась крупная торговля межрегиональная, часть купцов вышли за границы локальных рынков, стали торговать с теми, кто имеет другую деловую практику, другие нормы, может кинуть… Вообще, обратите внимание – из четырех кораблей, которые уходили из Венеции, три обычно гибли. А тот один который возвращался, давал 2000% прибыли.

Итак, отсюда риск, и он остается, но он в знание уходит. И только в конце XIX века группа экономистов, одним из родоначальников этой традиции являлся Жан Батист Сей, французский экономист начала XIX века, он говорит – а кто конфигурирует, соединяет эти факторы производства вместе?

И обратите внимание, и ещё очень важно, когда он ее соединяет. Потому что если он раньше времени начал выплачивать всем факторам производства их долю, то ему ничего не останется. И вовремя собрать эту конфигурацию, во-первых, правильно, так чтобы она была эффективна, а с другой стороны, собрать ее вовремя, чтобы не растратить весь доход на выплату зарплаты инженерам которые налаживают производственную линию. И каждый раз на вопрос – а когда, елки-палки, они говорят – творчество, сложный процесс.

А теперь смотрите, прежде чем мы перейдем к тому решению, которое предложил Шумпетер, один важный момент – предпринимательство предпринимательству рознь. Потому что, ну грубо, на рубеже «нулевой» промышленной революции три типа предпринимательства существовали.

Существовало торговое (мы его обсудили), которое живет на разности потенциалов.

Существовало военное, т. е. специальные люди, полевые командиры, набирали отряд, обучали его, покупали оружие, приходили с этим отрядом к воротам города и говорили – мы вас будем охранять. Те говорили – от кого? Они говорили – ну, не хотите, от нас тогда. И обратите внимание – XVI-XVII века в Европе, даже раньше, в Италии раньше это сплошные полевые командиры.

Итак, третий тип предпринимательства, очень любопытный. Его вывел на кончике пальцев Дефо, он назвал это «прожектеры». Это те люди, которые хорошо зная умонастроения начальников, например любовь начальников к цифровизации, приходят и говорят – сделаем, мы же знаем, что ты хочешь, ну вот и дай нам общественный ресурс, а мы чего-нибудь учудим. Ну или флот построим, или значит цифру внедрим, или еще что-то. Это прожектеры. Потом обычно они ничего не делают, но уже все.

Четвертый, вот этот специфический тип предпринимательства, который зарабатывает на увеличении производительности труда – это и есть технологический предприниматель. Он впервые оформляется как позиция только вместе с промышленными революциями. То есть, грубо говоря, этот тип как массовый появляется только в объединенных провинциях северных Нидерландов на рубеже XVII века.

Вот Корнелис Корнелисзон, хороший пример такого стартового человека. Он смотрит на производство судов. Слабое место – распилка бревна на доски. Почему? Два человека, один стоит в яме, второй на земле, или один стоит на земле, второй на помосте, один тащит вверх, другой вниз, один должен быть сильный, другой ловкий. И этот процесс тормозит все остальное. Распилка одного бревна занимает до 30 дней.

Корнелисзон придумывает механическую лесопилку на ветряном двигателе, которая в первой своей итерации делает за 4 часа распилку, а потом доходит до 20 минут. Голландцы шутят, что если мысленно проделать такой эксперимент, рассмотреть, сколько кораблей Голландия по факту делала в 1630 году, т. е. через там 37 лет после появления решения, то если бы лесопилки не было, все голландцы бы пилили доски. А здесь производительность труда резко выросла, и стало возможным делать вот этот 1 корабль в день. До этого это было невозможно. Понятно, да?

И вот Шумпетер в начале ХХ века пишет такую книжечку, называется «Теория экономического развития», где он вводит позицию предпринимателя. Он говорит: предприниматель создает инновацию, это его продукт специальный, это его вклад в систему деятельности. Что такое инновация – это новый способ конфигурировать факторы производства, которого не было. Неважно, это технологическая инновация, или организационная, или нахождение какого-то нового сегмента рынка, или ещё что-то – он переконфигурирует факторы производства, эффективность их использования вырастает, потенциальная прибыль вырастает. И он имеет право, как создатель этой конфигурации на часть этой прибыли. Он ни у кого ничего нее отнимает.

Более того, Шумпетер говорит такую вещь. Он говорит – а Маркс вообще всех, конечно, запутал. Потому что он сказал, что прибыль появляется из эксплуатации капиталистом рабочего, который присваивает себе часть добавочного продукта, который он производит в неоплаченное, ну или, так сказать, в сверхурочное время. Он говорит – нет, ничего подобного. И капиталист, и рабочий эксплуатирует предпринимателя. Почему?

Потому что рабочий хочет получать зарплату еженедельно, или два раза в месяц независимо от того, будет добавленная стоимость или не будет, будет успешным предпринимательский проект или нет. Ему все равно, он от этого не зависит. А капиталист хочет также получать свой процент на капитал.

А создает конфигурацию и добавленную стоимость предприниматель. Без него ничего вообще не движется. Но. Но теперь он чем рискует? Он рискует – получится, не получится, соберет, не соберет первый, или проиграет гонку с кем-то другим, а значит не получит эту часть прибыли. Будет собирать долго – значит не получит прибыли. Или все-таки сумеет компактивизировать этот процесс и быстро выйти на рынок. Понятно, да, друзья?

Итак, а миссия предпринимательского сообщества, каждый из который создает инновацию, Шумпетер говорит – созидательное разрушение. Что значит созидательное? Новый способ делать. А почему разрушение? Потому что старое разрушается. Поэтому к предпринимателю, как к агенту развития, всегда есть недоверие, и даже зависть и злоба со стороны тех, кто теряют свои доходы. И одновременно у него всегда есть риски, что он просто не справится. Дорога развития устлана трупами неуспешных предпринимателей. Мы с вами знаем только успешных. Форд, ну это успешный пример, Аркрайт это успешный пример. А была масса неуспешных.

Ну, и собственно, расшивка слабого звена и является оперативным горизонтом предпринимательской деятельности. Потому что слабые звенья есть всегда, если ему удалось ее расшить, он получил доход дважды. Он один раз получил доход в этом сегменте, потому что он сделал его более эффективным, и он получил (в зависимости от того, где он там находится в цепочке) часть потенциального роста прибыли всей цепочки.

Это, кстати, очень важный момент. Потому что вы можете свой проект размещать в быстрорастущей цепочке, тогда у вас есть возможность получить некий бонус. А можете в старых цепочках, там тоже будет предпринимательский доход, но он будет меньше, естественно. И собственно, разница между теми компаниями, которые быстро выстреливают на масштаб там 100 миллионов, и на масштаб там несколько миллиардов именно в том – им удалось энергию большого процесса на себя затянуть, или нет.

Про Аркрайта и Форда говорить не буду. Про время тоже говорить не буду, потому что у нас мало времени. Но суть ситуации – чем дольше вы осуществляете проект, тем больше у вас рисков. Вы больше тратите на его реализацию, и второе – у вас всегда сбоку может выскочить конкурент. Это самая ужасная ситуация – все правильно придумали, вычислили слабое звено, начали делать – и не успели.

И собственно, стартап – это очень простая штука. Это такой легкий механизм узнать – вы попали или не попали; вы угадали слабое звено или не угадали. Если его цена резко возрастает, быстро – значит вы угадали. А если ну, он не продается, ну, значит ищите, переструктурируйте.

Пример с Эдисоном. Значит, вот смотрите. Итак, первое – он понимает, что есть спрос на лампочки накаливания на рынке. Но он точно знает, что лампочки, которая бы долго работала, удовлетворяла этот спрос, не существует. Поэтому первое что он должен сделать – он должен сделать продукт – лампочку. Он создает лабораторию, нанимает химиков, нанимает инженеров, электротехников и делает продукт – лампочку. Это занимает N времени. А потом он начинает делать производственную линию по тому, чтобы выпускать эту лампочку массовым тиражом. При этом он жестко устанавливает продажную цену 40 центов за лампочку при том, что себестоимость у него поначалу 1 доллар 10 центов.

Никогда вы не начинаете с того, что у вас производственный процесс эффективен. У вас всегда есть разрыв между затратами на стадии наладки производственного процесса и конечной ценой. Если вы выставите 1.10 долларов потребителю, он не будет покупать. Здесь нужно очень точно попасть в этот ценовой диапазон. Но сразу добиться, чтобы у вас издержки были ниже этой цены невозможно.

Обратите внимание – сверхбыстрый проект – уже на 5 год он снижает издержки ниже продажной цены. Он еще не вернул себе затраты. Он вложил свои деньги, взял у инвестора, у другой крупной компании. Ну, и наверное, вы знаете, что это, собственно, и есть создание компании General Electric.

General Electric это и есть компания, созданная Эдисоном вместе с партнерами, которая за следующие 100 лет вывела на рынок 50 новых технологических продуктов.

И прибыль свою вы получите последним. Вы сначала расплатитесь со всеми, кого вы наняли, потом вы заплатите инженеру отчисления за инженерную разработку (если у него есть патентные права), проектировщику лицензионные отчисления, исследователю роялти. А потом вы расплатитесь с кредиторами. Если там что-то осталось, то… все ваше.

Кстати, вот. Ну опять, мы эту тему не будем обсуждать, потому что проблема государства и государственности, которая возникает на этапах промышленных революций – это отдельный большой вопрос.

Подписывайтесь на канал «Хвилі» в Telegram, на канал «Хвилі» в Youtube, страницу «Хвилі» в Facebook, страницу «Хвилі» в Instagram.