Последние два года прошли под знаком Дональда Трампа, символом правого популизма. Правого в смысле, что не левого, а левого в смысле, что никто толком не знает, что эти термины, собственно, означают. Имеется в виду, что, как черт из табакерки, по миру выскочила целая плеяда деятелей, которые обещают не просто остановить время, а повернуть его вспять.
Куда, правда, не совсем понятно. Можно обзывать каких-нибудь альтернативно-правых нацистами, то есть национал-социалистами, но социалисты, как раз, из них никакие. И если присмотреться к обещанию вернуть ту же Америку в якобы лучшие времена, предположительно 1950-е, когда у каждого была работа, а женщины и темнокожие знали свое место, то обнаружиться, что и налоги тогда были вполне европейские, аж до 80-90%. Что, несомненно, портит воображаемую идиллию.
И тут возникает понимание, что намерения должны соответствовать возможностям. Что для проведения в жизнь той или иной политики требуется соответствующий инструментарий, потому что сами по себе декларации намерений мало что значат без практических последствий. Сказать можно что угодно, язык без костей. Это то, что госсекретарь США Майк Помпео пытался втереть американским сенаторам во время недавнего слушания. Мол, чего, вы, хлопцы, так волнуетесь из-за болтовни нашего любимого президента? Смотрите на политику, проводимую правительством, а что мистер Трамп говорит не так уж и важно. Он, конечно, может целоваться взасос хоть с Кимом, хоть с Володей, зато не глядя подмахивает указы по усилению антироссийских санкций и высылке дипломатов. Стиль у него такой, экстравагантный.
Что госсекретарь хотел сказать, не обидев своего очень ранимого босса, это то, что институты важнее и сильнее личности. Если институты не заточены под тебя и твою политику, ты можешь обещать все, что угодно, но они будут делать только то, что входит в их компетенцию. Например, расследовать президентские аферы, как личные, так и деловые с политическими, пока сам президент остается достаточно популярным.
А вот российские институты заточены под вертикаль власти и человека на ее верху. Поэтому все, что говорит Путин, может быть исполнено, уж не сомневайтесь. Без шума и дискуссий в публичной сфере. У Трампа история другая. Если его решения не понравятся достаточному количеству законодателей, населения, бизнесменов, военных, то исполнять их будет некому. Например, Трамп с Путиным говорили о неких договоренностях по Сирии, что вполне возможно, но никаких конкретных указаний американские военные не получили. Конгрессу ничего не предложили. Поэтому показные волнения демократов по поводу сговора с Путиным немного преждевременны. Да Дональд очень на словах любит Влада, но особых подарков пока не дарит, хотя и подозрительно настойчиво приглашает зайти в гости «попить кофе». Девушки меня поймут.
Это в очередной раз подчеркивает важность независимых институтов власти и общественности, и их разделения. Поскольку именно они определяют границы власти одного человека. Мы много рассуждаем о необходимости переустроить Украину, но редко говорим о необходимости создания независимых друг от друга институтов. И о том, насколько такая система сложна и не интуитивна с точки зрения украинского восприятия реальности. Ведь независимость и связанное с этим ограничение сферы влияния заставляет институты взаимодействовать друг с другом, так как ни один из них сам по себе не в состоянии ничего решить. Когда никто и ничто не имеет абсолютной власти, то всем приходится искать компромиссы.
Все разговоры о построении сильной, правовой или какой другой державы бессмысленны сами по себе. Имеется только два вида организации общества, хотя в реальности, они всегда в той или иной конфигурации переплетаются.
Демократия/автократия и республика/империя. В первом случае организация общества отражает волю большинства или одного, во втором — интересы всех. В старом английском переводе «Дон Кихота» благородный идальго, рассуждая об общей пользе и монархе, употребляет термин «res publica» (в кастильском оригинале я его не нашел, если честно), общее благо. Император, в отличие от поместного государя, наделен обязанностью заботиться об общем благе. Во времена Сервантеса нет Испании как государства, а есть первая в мире глобальная империя Габсбургов, и идея республики, как общего блага, выражается в империи, этом собрании сочинений со всех концов света.
Но с этого же момента начинается испанизация империи. В смысле, что обитателей Каталонии, Леона, Арагона и Кастилии, не спросив, записывают в испанскую титульную нацию, а остальным пытаются донести такой расклад с помощью знаменитых терций испанской пехоты. То есть из мировой империи начинают делать национальное государство. Что, как ни странно, другим почему-то не нравится. Голландцы, до этого только пыхтевшие недовольно, моментально изобретают новый линейный строй пехоты, отчаянные гёзы забираются на корабли, и великая империя начинает свой медленный, но уверенный путь к национальному государству в пределах Иберийского полуострова. За что боролись, на то и напоролись. Правда, там оказалось, что и в самой Испании испанцев, вроде как и нет, но это другая история.
Я в прошлых текстах показывал, что знаменитая афинская демократия была на удивление репрессивной, что воля большинства не обязательно выражает справедливость, разум и пользу, а вот свои предрассудки и ненависть к другим — обязательно. Поэтому, стоило там кому-то чем-то отличиться, его моментально изгоняли или казнили. Ибо нефиг выламываться.
Лучшей иллюстрацией в тему будет Гражданская война в США. Которая разделила не только Север и Юг Америки, но и европейских анархистов. Ведь, с одной стороны, рабство. Но, с другой стороны, права штатов перед лицом центрального федерального правительства. Рабство, понятно, нехорошо, но и навязывание воли центра демократическим правительствам отдельных штатов — это узурпация. Да, да, воля демократического большинства поддерживало рабство, хотя, стоит заметить, подавляющее демократическое большинство при этом рабов себе позволить просто не могло. Но поддерживало. И даже готовно умирало на полях сражений под скорострельным огнем северян. Нет на свете ничего более важного, чтобы держать в узах рабства другого человека!
Кстати, из этого и вышли республиканцы, как партия единства страны, и демократы, как партия демократического выбора штатов. Сейчас от них остались только названия, но на всякий случай неплохо помнить.
Украинцам придется платить за въезд в Евросоюз с 1 января
"Большая сделка": Трамп встретится с Путиным, в США раскрыли цели
Зеленский встретился с главой ЦРУ Бернсом: война закончится
Это самая глупая вещь: Трамп высказался о войне и поддержке Украины
Короче говоря, выбор всегда между демократией, как волей большинства, автократией, как волей одного, и республикой, будь она демократической или монархической, как поиск общего блага. Как только мы начинаем делить людей на группы, мы закладываем неразрешимые проблемы в фундамент общества. И сведение управления к простой демократии и автократии и есть такое деление.
Причем необязательно на законодательном уровне. Достаточно просто психологически разделять людей на очень условные подгруппы. Так, например, в Америке есть особое взаимоотношение белых с неграми и латиноамериканцами, в Канаде с индейцами и инуитами, каких нет ни с евреями, ни с японцами, ни с ирландцами. Хотя есть и антисемитизм, и японцам одно время ой как не доверяли, а ирландцев просто били. Потому, что до средины 19 века людей делили на группы, на титульные нации, и на остальных, пытаясь создать национальное демократическое государство, или даже кучу государств. А его без расизма и меньшинств не построишь. Индейцам, неграм и мексиканцам не повезло, они там появились задолго до конце 19 века. Вот они и стали национальными меньшинствами. А остальные уже приехали в другую Северную Америку, республику и империю. Украинцам и вьетнамцам жить начинать тоже было несладко, но зато они не попадали в нишу национальных меньшинств, определяемого так называемым институционным расизмом, когда вроде нет официальной политики и законов, прямо направленных против определенной социальной и экономической группы, а на деле, вроде как и есть. Такая вот демократия.
Рим не был нацией, он был империей. Британская империя тоже пыталась быть наднациональной империей. То же самое США. Российская империя, кстати, тоже могла бы жить вполне нормально, если бы ее правители не решили сделать из нее национальное государство, провозгласив «Православие, Самодержавие, Народность», которую постоянно пытаются возродить под другими соусами. Оформил его один умник, по фамилии Уваров. Цитирую.
«Самодержавие. Уваров искренне верил, что русский народ не разделяет таких понятий как «царь» и «страна». Для людей это все является единым, гарантирующим счастье, силу и славу. (Запеваем гимн)
Православие. Народ в России является религиозным, и почитает духовенство наравне с государственной властью. Религия можно решать вопросы, которые нельзя решить самодержавием. (Автокефалия, например)
Народность. Основа России кроется в единении всех народностей. ( Как это совмещается с православием, автор не объяснял, видимо, считая народом исключительно православных)».
Не правда ли, знакомые идеи национального государства. Они то и разрушили империю. Правда, большевики ее восстановили, но это уже другая история.
Впрочем, вернемся к Трампу. Что сознательно или несознательно пытается сделать президент Трамп? Переформатировать республику/империю в национальное ( нативистское в американской терминологии) демократическое государство с легким оттенком авторитаризма. Но соответствующих институтов в США пока нет. Есть институты республики, которые не откалиброваны отражать волю одного человека безоговорочно. Некоторым может показаться, и даже кажется, что они противостоят администрации Трампа, но, на самом дели, они просто функционируют в заданном режиме. Это администрация Трампа руководит не той страной.
Когда меня спрашивают, как нам обустроить Украину, я отвечаю — как хотите. Главное помнить, что республика это не название, а подход. Это общее благо, которое, в отличие от фашизма, где всех сгоняют в одну радостную колонну, подразумевает, что оно для всех, и большинства, и меньшинств. Что гораздо сложнее, чем фашизм, ведь требуется сеть независимых институтов, требуется жить с решениями, которые тебе не нравятся, требуется проявлять активность, организовываться, и так без конца. Важно осознать, что является эти общим благом — субсидии на газ или поиск своего счастья? И то, и другое важно, спору нет, но приходит момент, когда нужно выбирать и жить с последствиями своего выбора.
Демократического выбора, конечно. Демократия полезна, она позволяет людям принимать ответственность за свою судьбу. Но по сути, сама по себе, демократия — это лишь социальный опрос, референдум, отражение настроений населения на данный момент, которые, несомненно, желательно знать и учитывать для выработки действенной политики. Но если на этом останавливаться, то стабильного общества просто не получиться. Потому что настроения переменчивы, желания завышенные, ожидания тем более запредельные, понимание экономических и социальных процессов есть не у всех, и в любой демократии люди всегда голосуют за лучшую жизнь при условии их минимальных личных усилий и пожертвований для ее достижения. Что в Венесуэле, что в Норвегии. Но с разными результатами. Потому что в Скандинавии имеются работающие институты республики, а в Южной Америке часто полагаются на личности, забив на такие ненужные мелочи, как институты.
Республика — это прежде всего поиск баланса через ограничение властных полномочий всех ее институтов, это вечный процесс, потому что задача здесь создать и поддерживать систему, достаточно стабильную, чтобы продержаться хотя бы одно поколение. Одной из ее составляющих является независимая судебная система, которая в простой демократии просто невозможна. Ведь, по идее, вы назначаете или выбираете человека, который должен судить о вещах, интерпретировать закон исходя из чего? Воли большинства? Или общего блага? Откуда он/она знает, что такое общее благо конкретно? И кто и как должен проверять это понимание? Разве мы не хотим, чтобы решения судьи были беспристрастными и не отражали его политические предпочтения, волю властей или даже волю народа? Разве судья не человек, на чьи мудрость и опыт мы полагаемся, дав ему условную судейскую мантию и молоточек, и право судить, не оглядываясь на власти или народ? Или будем возмущаться, «почему Луценко до сих пор не посадил коррупционеров?»
А если судья окажется плохим? Значит вы будете с этим жить. Или перестанете выбирать/назначать плохих. В общем, это не такое простое дело и требует нашего постоянного, организованного и активного участия в политическом процессе, чтобы его направление отражало и наши интересы.
Данный текст довольно общий, чтобы не превращать заметку для блога в длинную статью. К тому же я достаточно писал о социальных, политических и экономических аспектах необходимых перемен на «Хвиле».
Тут же я просто пытаюсь привлечь ваше внимание к тому, что называется «sustainability», поддержание устойчивости, постоянства. Важен не единовременный успех, не кратковременный рост, а постоянная развития. Можно, подобно Греции, поднять экономические показатели и уровень жизни, заняв кучу денег. Но что потом? Задайтесь вопросом — даже при условии вливаний от МВФ и общей западной помощи, жизнеспособна ли существующая украинская система, ее политическая, социальная и экономическая составляющие? И как долго она способна длиться? И та ли это система, которую вы хотите оставить своим детям? И та ли это система, за которую вы хотите платить? Потому что постоянство без вложений не получится. Популярные сегодня разговоры о некоем абстрактном Общественном договоре буквально для бедных. Разговор должен идти о личных вложениях — в политику, инфраструктуру, экономику, в общее будущее. Как этого достичь в ситуации, где республиканские институты номинальные, невостребованные и бездейственные, а последовательную политику заменяют реверансы в сторону той или иной социальной группы в противоположность другой? Какой смысл иметь конституции и договора, если никто на них не будет отстегивать денег? И кто, в здравом уме, станет это делать, не будучи уверенным в постоянстве, в общем благе? Неустойчивая модель не может быть ни экономически оправданной, но просто справедливой, потому что когда она хрякнется, то не станет ни экономики, ни справедливости. И если вы не смотрите на 25 — 100 лет вперед, то куда вы, собственно, смотрите?
Тут хочется привести полную цитату лорда Пальмерстона. «Поэтому я говорю, что политика, предполагающая, та или иная страна должна определяться как вечный союзник или постоянный враг Англии, слишком узка. У нас нет вечных союзников, и у нас нет вечных врагов. Вечны и постоянны наши интересы, и следовать им есть наша прямая обязанность».
И добавлю от себя, чтобы следовать вечным и постоянным интересам требуется стабильный инструментарий республики, общего блага, общего интереса. И с этого нужно начинать.
Подписывайтесь на канал «Хвилі» в Telegram, страницу «Хвилі» в Facebook.