В последнее время Украина оказалась втянута в ряд конфликтов со своими западными соседями вокруг вопросов исторической памяти и защиты прав национальных меньшинств. Но вместо поиска асимметрических ответов официальный Киев пытается действовать совковыми методами запретов и отрицания проблем. При этом некоторые отечественные эксперты циклятся на частностях исторических интерпретаций и упускают глобальный контекст. А корни проблемы можно обнаружить только выйдя за рамки ущемленного национального эго.
Парадигмальная война
С начала “нулевых” Россия пытается пересмотреть инструментарий идеологической войны против стран коллективного Запада. Концептуализацией этой тематики заняты ведущие российские околокремлевские аналитические центры.
Сегодня “идеологическая война” не имеет ничего общего с противостоянием двух систем (социализма и капитализма) или марксистским анализом. Речь идет о наборе технологий и спецопераций гибридного типа, получившего название “парадигмальная война”.
Сегодня этот термин имеет прямое отношение к таким вещам как «конфликт идентичностей», «конфликт исторических памятей”, «конфликт национализмов» и пр.
Определение “парадигмальной войны” появилось в книге Александра Дугина «Философия политики» в 2004 году, где он впервые использовал это понятие для обозначения нового типа идеологического конфликта между Россией и Западом. Тогда он апеллировал к классику геополитики Хэлфорду Макиндеру, который считал, что все евразийское пространство, от Западной Европы до Дальнего Востока является ареной невидимой «парадигмальной битвы» внутренних импульсов «суши» и внешних импульсов «моря».
Геополитический бред Дугина возможно так и остались бы в виде его текстов для экзотов-евразийцев, но уже в 2005 году сам Дугин и его идеи вдруг оказались востребованы во властных кабинетах РФ.
Уже в 2006-7 гг на разработку тематики «парадигмальных войн» был выделен первый грант президента Российской Федерации (грант МК-6378.2008.6.). В его обосновании целью признана «концептуализация тематики конфликтов идентичности и парадигмальных войн в интересах обеспечения национальной безопасности РФ», который получил тогда исследователь из Ставропольского государственного университета Максим Попов. Позже тематика «парадигмальных войн» получила статус «фундаментальных научных исследований» в программах работ Российского института стратегических исследований при президенте РФ.
Почему я так подробно останавливаюсь на этом?
Дело в том, что в представлении российских экспертов предметом «парадигмального конфликта» является определенное устойчивое и недостаточно рационализированное восприятия действительности. Особенно благодатным полем развертывания парадигмальных конфликтов является история, которая открывает возможность для широких интерпретаций и реинтерпретации тех или иных событий для достижения каких-либо политических целей.
Следовательно, “задачей парадигмальных конфликтов является выдвижение альтернативных проектов национализма в сфере коллективной безопасности и строительства посттрадиционных идентичностей”.
На практике это проявляется в создании информационного хаоса, изменения восприятие тех или иных процессов «не элитными» группами этнических и политических сообществ. Для этих целей используются как «традиционные» методы воздействия на массы (недостаточно эффективны сегодня), так и новые информационные технологии разъединения и столкновения социальных факторов.
Нужно сформировать «белый-черно-белый формат»: расщепить сознание человека на противоположности «враг-друг», отвлекая тем самым от конструктивных соображений.
Чернобыльскую пенсию получат не все: в Украине ужесточили проверки выплат
"Кровавый тупик": В WSJ объяснили, кто помешал Украине победить в войне
Фильм «Буча» - украинский «Список Шиндлера»: почему это должен увидеть каждый украинец
Тарифы на газ и свет взлетят уже с 2025 года: эксперт Попенко назвал основную причину
Украина это все на себе ощутила в 2013 – 2014 гг. Как говорится, по полной!
А теперь масштабируем данный конструкт с отдельно взятой страны на регион. К примеру, Восточной Европы, где объектом парадигмальной войны становятся национальные идентичности и историческая память.
Конфликт национализмов
Американский социолог Роджерс Брубейкер вывел такое понятие как “национализирующий национализм». Это этнонационализм наций, ведущих борьбу за национальное освобождение и утверждения собственной этнонациональной идентичности.
В борьбе с российским империализмом, в столкновении с т.н. «русским миром», в Украине состоялся запуск «компенсирующего» проекта по использованию государственной власти для отстаиванию определенных (ранее неадекватно удоволетворенных) интересов коренной нации.
Украинский философ Сергей Дацюк назвал это «галицким консенсусом».
На самом деле речь идет о том, что Украина не завершила последнего этапа национально-освободительного процесса. Мы не национализировали собственное государство. Оно все еще оставалось унаследованной от СССР колониальной системой, которая держалась на клептократии компрадорской элиты. Война с российской агрессией на Донбассе вызвали к жизни мощный импульс национализирующего национализма, который должен завершить этот переход.
Нечто подобное происходит и у наших западных соседей. Особенно в Польше, Венгрии, частично Румынии. Только там ренессанс национализма связан как с сопротивлением денациональному паневропейскому проекту или навязчивой толерантности (нужно признать — мультикультурализм не сработал), так и с «трансграничным» или «отечественным национализмом” (по тому же Р.Брубейкеру).
Отечественный национализм — право государства защищать интересы этнонациональной родни в других странах. Отчизна рассматривается здесь как политическая категория, а отечественные национализмы не учитывают границы и суверенитет, стремясь защищать своих соотечественников снаружи.
Как правило, оба варианта национализмов («национализирующий» и «отечественный») используют мифологизацию собственной исторической памяти.
Именно это и становится причиной феномена «исторических войн / конфликтов».
Главными особенностями «исторического» конфликта являются: а) трактовка истории сквозь призму «государственных» интересов (а точнее — правящих режимов); б) чрезмерное увлечение ролью личности в истории; в) идеологизация истории как таковой, привнесение в нее определений и подходов, несвойственных предыдущим историческим периодам.
Тут следует сделать паузу и вернуться к началу материала, а именно к парадигмальной войне России против Запада.
“Историки” в погонах
В 2007-2008 гг. в украинских архивах высадился настоящий «десант» российских «исследователей», которые интересовались документами, связанными с деятельностью ОУН — УПА, “зверствами” украинских полицейских подразделений против польского и еврейского населения и пр.
Тогда же было опубликовано два десятка научных исследований и о «зверствах» румын на Буковине, территориальных конфликтах между Чехословакией и Польшей перед войной, о политике ползучей сегрегации ромов в Венгрии и др.
Силами Российского института стратегических исследований, издательствами «Европа», информагенств “Регнум”, REX и др были опубликованы сотни монографий и исследований исторических конфликтов в Восточной Европе.
Там где они имели место сгущались краски, выискивались и втаскивались вне исторического контекста факты, идеологизировались исторические процессы и пр.
Нас «трепанировали», реконструируя и конструируя имеющиеся и возможные, условные противоречия.
В 2009-2013 гг, при содействии РФ, состоялось сотни разнообразных тематических “исторических” конференций и симпозиумом с участием представителей разных стран региона, где основным мотивом было не преодоление противоречий исторической памяти, а наоборот — реанимация конфликтов.
В это же время в дискурсе Польши, Венгрии, Румынии начинается формирование популистского тренда – обращение к политике национальной идентичности, как электоральному мобилизатору.
Зерна легли на благоприятный грунт. Уже к 2016 г украинский “национализирующий национализм” вошел в конфликт с “отечественным национализмом” Польши, Венгрии и Румынии.
Каким должен быть ответ?
Как отмечает украинский историк Ярослав Грицак, накануне краха социалистической системы в Польше украинцы входили в тройку самый нелюбимых (вместе с румынами и цыганами) народов. В 1993 году украинцам симпатизировали только 12% поляков.
В 2017 году, даже в разгар антиукраинских заявлений и демаршей, согласно опросу аналитического центра CBOS в Польше симпатию к Украине проявляли 36% поляков, 32% выражали антипатию и 26% были безразличны.
В Украине согласно опросу соцгруппы “Рейтинг” в июня 2016 года тепло или очень тепло относились к полякам 54% опрошенных, холодно — 4%.
Что поменяло отношение между нашими народами?
Тогда общественной тенденции противостояла группа польских либеральных интеллектуалов, сосредоточенных вокруг журнала «Культура». Именно они предложили формулу польско-украинского примирения на основе отказа от польских территориальные претензии на Западную Украину и взаимного признания своих исторических грехов с обеих сторон. Они дали картинку будущего для новой Польши. Будущего вместе, рядом с Украиной.
Эта инерция пока еще держит позитивный баланс и мы не вошли в режим не возврата.
Но слышен ли голос интеллектуалов во время конфликта национализмов? Можно ли говорить о примирении историков без погонов, тогда – когда политики – популисты во всю эксплуатируют тему исторической памяти?
Вынести вопрос истории за скобки межгосударственных отношений – это рациональный простой выход. Но он не возможен в наших условиях.
К сожалению, в Украине, Польше, Румынии, Венгрии и других странах региона политики часто обращаются к идентичности — ведь обеспечить символы намного легче, чем повысить эффективность государственного управления.
Единственное что мы можем сделать – это а) отличать исторический факт от манипуляции и российского “парадигмального оружия”; б) научиться с этим фактом жить и принимать его таким каким он был, без современной идеологической интерпретации.
Парадигмальную войну можно выиграть только апеллируя к будущему, а не к прошлому. А это будущее у нас есть только вместе со странами Восточной Европы.
Подписывайтесь на канал «Хвилі» в Телеграм, страницу «Хвилі» в Facebook