Кто и как сдал Дебальцево. Свидетельствую

На днях попалось интервью замгенпрокурора Виктора Чумака, который курирует и военное управление Прокуратуры. Интервью было достаточно взвешенное, никакой «резонансной» информации, инсайдов, и абсолютно политкорректное. Виктор Чумак вел себя раскованно, но избегал любых оценок перспектив резонансных дел, в основном говорил о реформе Прокуратуры, однако несколько его реплик привели меня к довольно печальному выводу — судя по всему, новое руководство Офиса Генпрокурора совершенно не настроено всесторонне изучать роль предыдущего военно-политического руководства Украины в организации Иловайского, Дебальцевского котлов и других весьма подозрительных эпизодов российско-украинской войны. Это очень печальный для меня вывод.

После Дебальцевского сражения прошло уже 5 лет. За эти годы виновники окружения Дебальцевкой группировки ВСУ не только не понесли ответственности, но и были обласканы орденами и повышениями не только при Порошенко, но уже и при Зеленском. А ведь виновные есть и это не только оккупанты. Я могу это утверждать на основании тех событий, которым был непосредственным свидетелем и участником. В 2016-м меня очень вежливо пригласили в Военную Прокуратуру для дачи показаний по Дебальцевкскому «некотлу». Встретили на улице, угощали чаем-кофе-бутербродами, но допрос (в качестве свидетеля) носил явно формальный характер. Следователь не проявил интереса к фактам, которые очевидно указывали на преступный характер действий и бездействий конкретных украинских военачальников. А сам протокол допроса, исключительно с целью экономии времени, был скомпилирован из одной из моих статей о Дебальцевском сражении. Текст скачали прямо с «Цензора». Разумеется, в тот протокол не попали многие важные факты, о которых я напишу ниже, однозначно указывающие на преступный характер действий конкретных должностных лиц, хотя почти все эти факты я следователю озвучил за чаем-кофе. Сообщил ему имена непосредственных свидетелей этих фактов. Дал их контакты. Тот их даже записал. Но затягивать написание протокола до полуночи следователь был не настроен и ограничился распечаткой фрагмента моей военной беллетристики, под которой я и расписался.

Тогда я уже отлично понимал, что никакого объективного следствия при действующем президенте Порошенко не будет, поэтому совершенно не удивился формальному подходу к следственным действиям по Дебальцевскому делу. Просто выполнил свой гражданский долг. Попытался… Уверен, десятки томов материалов, собранных конторой Матиоса по Дебальцево имеют такую же процессуальную «ценность», как и мой протокол. По Иловайску там хоть какая-то экспертиза есть. А по Дебальцево, полагаю, просто сборник военной беллетристики. Мне оставалось ждать смены президентской вертикали, в надежде, что новое руководство Прокуратуры таки проявит интерес к очевидным фактам предательства командования в этом трагическом и героическом эпизоде российско-украинской войны. Даже если бы следствие не смогло доказать преступный умысел, все необходимые доказательства преступной халатности, повлекшей тяжкие последствия, налицо.

Ни в одной из своих публикаций я системно не излагал всех известных мне фактов, чтобы не навредить будущему объективному (как я надеялся) следствию, вываливанием в открытый доступ части доказательной базы. Но посмотрев недавнее интервью Чумака решил, что в этом больше нет смысла и пора хотя бы кратко изложить основные известные мне факты по этому делу в одном тексте. Так сказать, дать публичные показания по известным мне фактам и событиям. Пусть, если не следствие и суд, то простой читатель этого текста сделает свои выводы о виновности и наличии преднамеренного умысла в действиях военно-политического руководства и конкретных военачальников при, по моему мнению, попытке сдать Дебальцевскую группировку ВСУ врагу. Постараюсь изложить текст как свидетельские показания по делу и, в то же время, в приемлемом для не юристов и не военных формате.

Итак…

После Московского Суворовского училища я получил военное образование в одном из лучших советских военных ВУЗов. Ленинградское артиллерийское училище имело собственную специализацию – артразведка. Поэтому выпускники ЛВАКУ, даже закончившие обычный «огневой факультет», имели достаточно высокий уровень подготовки по этой дисциплине. После училища служил в батарее управления и артразведки артиллерийского полка в ЦГВ (Чехословакия) в период, когда эта группа войск «утилизировала» весь свой БК, кроме ядерного, на учениях с боевыми стрельбами. Просто потому, что в планах вывода этой группы войск оказался не предусмотрен вывоз БК, которого должно было хватить минимум до Парижа. Для иллюстрации, 50% орудий полка после учений со стрельбами такой интенсивности было списано и порезано на металлолом ввиду полного технического износа. По своему масштабу и интенсивности непрерывная череда учений с боевыми стрельбами ЦГВ перед выводом из Чехословакии исторически беспрецедентна. Так случилось практически закрепить знания, полученные в училище, довольно глубоко. К слову, хотел бы пояснить не профессиональным военным, что дипломы оперативных и оперативно-стратегических факультетов академий Украины (да и России тоже), которыми так гордятся полковники-генералы, в российско-украинской войне не имеют никакой ценности, поскольку почти все события этой войны не «вылезают» за масштабы тактического уровня, лишь изредка цепляя оперативный. Поэтому «академики военных наук» пусть моделируют возможные сценарии «неслучившейся» 3-й мировой войны и не морочат нам головы своими академическими дипломами. В этой войне их «оперативно-стратегические» дипломы не ценнее дипломов академии «астрологических наук».

Далее. Уволился из ВС СССР ещё до демонтажа «страны советов», жил и работал в Украине с 90-го года (родился тоже в Украине). В 2012-м был вынужден выехать во избежание расправы со стороны криминала, ставшего властью в Украине после избрания «дваждынесудимого» Януковича. Имел неосторожность «сцепиться» с некоторыми представителями этой ОПГ. Весной 2014-го увидел в СМИ сообщения о появлении на Донбассе тяжёлой техники ВС РФ. После этого уже не мог «из-за бугра» наблюдать за происходящими там событиями. За свои четверть века ЗСУ сильно деградировали даже по сравнению с уровнем Советской Армии, а добровольцы, которые поехали на восток, не имели и базовой пехотной подготовки, не говоря уже о знаниях, необходимых для участия в общевойсковых операциях. Они неизбежно стали бы лёгкой «добычей» постоянно воюющих ВС России. Поэтому я посчитал, что на тот момент мои военные знания и навыки могли бы спасти много жизней защитников Украины.

С большим трудом и приключениями, взламывая саботаж военкоматов (это отдельная история), мне удалось попасть штат 25-го ОМПБ (тогда ещё батальона теробороны). После месячной подготовки (формирования) наш батальон был направлен в Дебальцево, куда прибыл 20 августа 2014-го года. Основные силы Дебальцевской группировки на тот момент состояли из подразделений 25-й десантной бригады. Помимо нашего, было ещё несколько слабовооружённых отдельных батальонов теробороны.

Получив свой участок в секторе С, наш батальон приступил к организации боевых порядков. Непосредственного соприкосновения с противником тогда ещё не было, поэтому мы заняли удобные для организации обороны позиции. Батальон не имел собственной артиллерии, за исключением 4-х 82-мм миномётов с дальностью стрельбы до 4 км 3-килограммовыми осколочными минами. Поскольку у противника с августа 14-го появились полноценные общевойсковые, танковые подразделения и артиллерия, вплоть до 152-мм калибра, организация устойчивой обороны была немыслима без полноценной артиллерийской обороны района и организации контрбатарейной борьбы (КББ). Для этого, по моей настоятельной рекомендации, командир батальона принял решение создать нештатное, но полноценное, подразделение артразведки, которое поручил сформировать мне. Благодаря распоряжению адмирала Кабаненко (на тот момент зам МО), который лично прибыл в «Десну» инспектировать батальон перед отправкой на восток, у нас появились инструментальные средства артразведки, которые я запросил.

Имеющиеся в батальоне миномёты были не в состоянии выполнять огневые задачи, которые возникали даже в относительно спокойный период, не говоря уже о возможности отражения общевойскового наступления противника на нашем участке. К тому же наш участок оказался самым танкоопасным в секторе С, то есть только на нашем участке противник имел возможность развернуть в полноценный наступательный боевой порядок полнокровную мотострелковую бригаду с танковым батальоном. А такие силы у противника уже «нарисовались». Кроме того, опрокидывание обороны на нашем участке неминуемо приводило бы к окружению основных сил Дебальцевской группировки ВСУ.

Небольшое отступление, для компенсации отсутствия в тексте графических материалов. Фронт сектора С представлял собой некое подобие «ядерного гриба». Только перевёрнутого, с наклоном на юго-восток Основные силы сектора находились в шляпке этого «гриба». Длинна «ножки» составляла около 10 км. С северо-западной стороны этой ножки протекала речка Карапулька, создавая рельефный рубеж со всего парой переходов и открытыми на большую глубину пологими склонами. С этой стороны атаковать перешеек – безумство. Минимальными силами с поддержкой артиллерии здесь можно сдерживать хоть всю российскую армию. После потери Углегорска, река Карапулька стала естественным рубежом между группировкой ВСУ и 1-м АК РФ («армия ДНР»). Пройти оба склона р.Карапульки противник мог только при полном отсутствии наших боевых порядков на протяжении 11 км между Коммуной и Логвиново. После потери Углегорска, этот промежуток находился под контролем подразделений 1-й БТГ 30-й бригады (командир подполковник Собко). Эта БТГ состояла из полнокровного мотопехотного батальона на БМП-2 с батареей 120-мм миномётов, усиленная танковой ротой. В ночь на 9-е февраля, по «загадочному» приказу командования с этого участка были отведены все наши подразделения. Практически синхронно с отводом наших войск, без единого выстрела, силы противника перешли р.Карапульку и закрепились на трассе Артёмовск-Дебальцево, фактически сформировав Дебальцевский котёл. С противоположной, северо-восточной стороны «ножки гриба» располагалась линия опорных пунктов 128-й бригады и 40-го ОМПБ «Кривбасс» (до конца декабря 2014 — 25-го ОМПБ «Киевская Русь»). Здесь рельеф местности позволял противнику скрытно вывести свои силы походными боевыми порядками на небольшую дистанцию от линии опорных пунктов обороны и провести фронтальную атаку на широком фронте, одномоментно введя в бой значительное количество войск. Такие участки обороны крайне опасны.

К сожалению, безграмотность и саботаж штабов сектора С и 25 бригады сводили на нет все наши попытки организовать боевое взаимодействие с артиллерией 25-й бригады и сектора. Дремучая некомпетентность командования породила корявые схемы «ручного» управления огнём и не позволяла реализовать даже простейшие элементы артиллерийской обороны района. Из-за этого боевая эффективность артиллерии сектора была критически низкой. Кроме того, по причине шарлатанского управления артиллерией под слепой огонь (по координатам из сомнительных источников) порой попадали объекты, которые не должны обстреливаться ни при каких обстоятельствах. Это отдельная и очень прискорбная тема.  Все наши попытки организовать эффективное управление огнём натыкались на сопротивление командования и штабов.

Всё изменилось с ротацией 25-й десантной бригады на 128-ю горно-пехотную. Эта бригада уже получила печальный, но ценный боевой опыт в районе Луганского аэропорта, и командование бригады было решительно настроено создать полноценную артиллерийскую оборону своего района. К тому моменту в своём батальоне мы уже создали и подготовили неплохое подразделение артразведки и оборудовали несколько наблюдательных пунктов (НП) и ПУАР (пункт управления артразведки). Во взаимодействии с БрАГ-128 (бригадная артиллерийская группа) в октябре-декабре 14-го мы выстроили довольно приличную артиллерийскую оборону района и систему КББ. У нас было понимание, что в условиях саботажа и бездействия командования/штаба сектора нам нужно позаботиться об организации артиллерийской поддержки и других отдельных подразделений сектора, поскольку прорыв на любом участке мог стать критическим для всей группировки. Поэтому мы организовали сеть НП, обеспечивающую полноценный огневой контроль практически во всём секторе С, самые опасные участки накрыли особенно основательно. Поэтому боевые порядки нашей артразведки были разбросаны почти по всей линии Дебальцевского района обороны, включая все критические и опасные направления. Организовали довольно надёжные и резервированные каналы артиллерийской связи. На протяжении 4-х месяцев я ежедневно объезжал позиции по всему Дебальцевскому району обороны, занимался организацией связи и боевого взаимодействия с различными подразделениями, имевшими собственные участки обороны. В результате такой работы активная артиллерия противника подавлялась в течении считанных минут после их первого выстрела, а на всех участках сектора С противник не мог организовать постоянные опорные пункты на дистанциях ближе 4-10 км от любого нашего опорного пункта (ОП). Они просто уничтожались немедленно по выявлению, а чаще пресекались даже попытки их обустроить. Мобильные группы противника накрывались прицельным огнём задолго до их выхода на дистанции стрелкового вооружения. Были, конечно, и сложные участки, где рельеф не позволял визуально контролировать достаточную глубину предполья. Это касается в первую очередь самых южных и юго-восточных участков обороны, но там был и достаточно сложный для наступательных действий рельеф, а локальный успех противника на этих участках не мог быть критическим для судьбы всей группировки. В конце декабря 14-го наш батальон заменили на 40-й и нас отправили на «восстановление боеспособности» в Черниговскую область. Всю боевую технику мы оставили на позициях и передали 40-му батальону («Кривбасс»), а НП артразведки со всеми средствами разведки и связи передали БрАГ-128. Когда батальон в конце января 15-го вернули в Дебальцево, пехотные подразделения (без техники) были направлены на «латание дыр», а артразведка занялась своей прежней боевой работой.

Безусловно, самым опасным был северо-восточный участок у горловины Дебальцевского «кармана» (Санжаровка-Вергулевка-Новогригорьевка). На этом направлении начиная с конца января противник предпринял несколько попыток прорыва силами ротных тактических групп (РТГ) и именно на этом направлении противник решился на своё генеральное наступление 7-8 февраля 2015-го, но хорошо организованная артиллерийская оборона с линией оборудованных пехотных опорных пунктов превратили самую боеспособную бригаду обоих «новороссий» (бригада «Призрак») в неполную роту, а танковый батальон «Август» противотанковыми средствами наших пехотных опорников — в металлолом.

С противоположной (Горловка-Углегорск) стороны «перешейка» был крайне неудобный для наступления рельеф. На протяжении 11 км по течению р. Карапулька (между Коммуной и Луганским) есть только три проходимых для техники перехода, которые можно было держать под огневым контролем парой миномётов и установок ПТУР. Причём контролировать предполье к этим переходам можно было на глубину более 4-8 километров. Совершить успешный рейд в сторону Логвиново (к трассе Дебальцево-Артёмовск) с этой стороны противнику было возможно только если кто-то снимет все заслоны и запретит огонь нашей артиллерии, что и было исполнено командованием ВСУ 8-12 февраля. Но вернёмся к началу сражения. В последней декаде января противник безуспешно пытался «перекусить» перешеек Дебальцевского района обороны с северо-востока. Последовательно, тремя ротными тактическими группами были проведены попытки атак, которые были успешно пресечены нашими опорниками при поддержке артиллерии. В том числе была разгромлена и колонна пресловутой ЧВК «Вагнер». Особенно критической для наших войск была атака танкового батальона «Август» на ОП «Валера» 24-го января. К моменту, когда противник потерял надежду на успех, на позиции ОП «Валера» оставалось только пара боеспособных воинов. Счастье, что противник, напуганный яростным сопротивлением оставшихся на позиции бойцов, решил, что атака окончательно провалилась и не ввёл в бой дополнительные силы. Отказавшись от бесплодных попыток прорыва на этом направлении, противник перешёл к тактике давления на широком фронте, изнурительным массированным и методичным артобстрелам всей группировки. Начиная с первых чисел февраля ежедневно, два раза в сутки (в утренних и вечерних сумерках), в сторону наших позиций выпускалось более полусотни (три дивизиона) полных пакетов Град (БМ-21). Под сотню гаубиц и дальнобойных пушек вываливали эшелоны снарядов. Правда, наша КББ не позволяла артиллерии противника вести огонь прицельно, с корректировкой. Батареи противника отстреливались «по-быстрячку» куда попало и валили, чтобы не погибнуть от ответного огня. Поэтому это «море огня» не наносило нашим боевым порядкам существенного урона. Население осаждённого Дебальцево гораздо чаще становилось жертвами этих налётов.

Первым реальным успехом противника было занятие Углегорска. Этот населённый пункт был самым слабым узлом обороны. Дело в том, что по особенностям рельефа, не было возможности контролировать предполье на этом направлении. Довольно легко втянувшись в городские постройки, в уличных боях противник мог в полной мере использовать подавляющее численное превосходство в людях, технике и огневых средствах. Углегорск был крайне неудобен для обороны и, при серьёзном штурме, его потеря была неизбежной. Попытки командования сектора направить туда лёгкую пехоту для возврата утраченных позиций были просто следствием дурости и некомпетентности соответствующих военачальников, пытавшихся исполнить команду НГШ -«держацца»… Это было ещё не предательство, просто дурость приказа (свыше), дурость и безответственность его ретрансляторов (командование сектора). При попытке отбить Углегорск силами лёгкой пехоты мы понесли неизбежные и тяжелые потери. Но эти действия командования сектора я оцениваю «всего лишь» как преступную халатность, вызванную некомпетентностью и желанием угодить начальству. Безусловно, нужно было сразу после начала штурмовых действий противника отвести войска из Углегорска и организовать оборону на линии Коммуна-Крест-Ильинка, что, собственно, по итогу стихийно и получилось. Эта линия обороны удобна, а для наступающих смертельна, поскольку наступающие попадали под прицельный огонь артиллерии задолго до выхода на стрелковые дистанции, а огневые средства прямой наводки обороняющихся могли поражать наступающих начиная с максимальных дистанций. В таких условиях, чтобы добраться до окопов обороняющихся можно положить целую дивизию первого эшелона, а у противника на тот момент не было таких ресурсов.

После потери Углегорска завязались изнурительные бои в Чернухино, Никишино, Редкодубе и на других участках. Во многом благодаря неплохо организованной артиллерийской обороне, противнику с большим трудом удалось достигнуть некоторого продвижения на этих направлениях, а цена таких «успехов» для них была слишком высока.

В это же время, Меркель и Олланд уже проехали по маршруту Киев-Москва в рамках подготовки Минска-2. Российское руководство было уверено, что к 1-м числам февраля Дебальцевская группировка рухнет, но этого всё никак не происходило. Оттягивать дальше встречу в «нормандском формате» у Путина уже не было никакой политической возможности. На 11 февраля уже была согласована встреча в Минске глав четырёх «нормандских» государств… А Дебальцевская группировка всё продолжала успешно отражать наступательную активность российских войск.

В этих условиях российское командование решается на генеральное наступление на самом удобном (с их точки зрения) направлении – на Новогригорьевку. Но штурмовые пехотные группы бригады «Призрак» и других подразделений 2 АК, при поддержке танков батальона «Август» на протяжении 7-8 февраля обломали зубы об нашу оборону. А танки успешно жгли воины 40-го батальона с ОП «Зенит». Вечером 8-го февраля, на исходе вторых суток массированного штурма, «подранки» одной из штурмовых групп, уворачиваясь от поражающих серий нашей артиллерии, заскочили в хутор в 300-х метрах от Новогригорьевки. Это всего две хаты, но чтобы в них попасть из гаубиц нужно потратить непозволительно много снарядов. После артналёта «на фарт», мы со старшим офицером БрАГ-128, принимаем решение прекратить попытки развалить эти хаты прямыми попаданиями. Надеялся, что эти подранки в затишье удерут к своим и лёг поспать, поскольку даже в условиях непрерывного штурма, если он длится уже больше недели, нужно спать хотя бы по 2-4 часа в сутки. Перед сном поставил задачу отслеживать эту группу и разбудить меня в случае их перемещения. Если будут эвакуироваться в свой тыл – не препятствовать. Дело в том, что в самой Новогригорьевке никого из наших не было, между НП-1 (база артразведки) и ОП «Кавказ» (Пчела) — 2 км пустоты. И Новогригорьевка – часть этой пустоты. В условиях современной (российско-украинской) войны нет возможности и необходимости иметь сплошную линию окопов. Для устойчивой обороны достаточно держать под огневым контролем стыки между опорными пунктами. Но если противник как-то смог вклиниться и закрепиться в таком стыке, то опрокинуть наши опорники ему уже большого труда не составит. Тем более, что на нашем НП не оказалось ни одного исправного противотанкового средства, кроме РПГ-22 (Нетто), с радиусом эффективного поражения до 200 метров. Наш ПТУР «Фагот» оказался (выяснилось ещё 7-го февраля) неисправным. Примерно половина ракет запускались, но их траектория не управлялась. Благо, противник этого не понял, и с «уважением» относился к пускам ПТУРов с крыши нашего НП, иначе бы с километровой дистанции 2-3-мя БК танка разобрал бы здание нашего НП на кирпичики.

В общем, примерно в 0300 будит меня Толя Адамовский (мой друг и главный сержант артразведки) и сообщает, что в балку за лесопосадкой в 2-х км от нас зашло 6 танков, два из них сгоняли на хутор (под Новогригорьевкой), высадили десант, забрали подранков и ушли на исходную позицию. Произошедшее не оставляло никаких иллюзий. Самое вероятное развитие событий следующего боевого дня – утром заход противника в пустую Новогрегорьевку, опрокидывание нашего НП-1 (разбор на кирпичики) и выход на трассу Дебальцево-Артёмовск и, как следствие, окружение всей группировки. Единственное спасение – немедленный ввод в Новогригорьевку заслона, способного отбить попытку противника зайти в это село. Артиллерией мы поможем, но кто-то должен отстреливаться и из села. Сил, которые мы бы могли выделить из гарнизона НП-1 было безнадёжно мало. Соседний ОП «Кавказ» ответил, что у них тоже нет возможности выделить силы для заслона в Новогригорьевку. И очень нужен хотя бы один танк или рабочий ПТУР. Я немедленно сел в свою машину и поехал на «Крест» в штаб сектора. Прибыв туда около 0230 9 февраля, потребовал поднять командующего. Штабные его будят. Вываливается недовольный и заспанный полковник Виктор Таран, командующий сектором. Пытается поставить на место зарвавшегося младшего офицера. Но не тут-то было. Исключительно с соблюдением требований устава, доложив сложившуюся обстановку, требую от этого полковника немедленно выделить подразделение резерва (а они в секторе есть!) для прикрытия Новогригорьевки от неминуемого прорыва. После бесплодных попыток «взять меня горлом», видя молчаливую поддержку моего требования со стороны офицеров его же штаба, сбившихся у меня за спиной, Таран приглашает меня к оперативной карте района обороны. Показывает мне пальцем в район Логвиново (трасса Дебальцево-Артёмовск). Там, со стороны Углегорска (Калиновки) нанесена красным карандашом ротная тактическая группа противника, с танками… Уже на нашем берегу р. Карапульки. Причём, остриё этой стрелки почти на окраине Логвиново. Таран «авторитетно» вещает мне, что это направление его заботит больше. Я сообщаю ему, что это направление не опасно даже с минимальным прикрытием, поэтому, пусть не морочит мне голову и выделяет резерв на Новогригорьевку. Я готов выехать с его приказом в выделенное подразделение и, если понадобится, заставлю их выполнить этот приказ. Полковник смотрит на меня с тоской. Он уже давно ожидает русский «горячий чай и радушие» победителей, а этот грёбанный артразведчик требует от него продолжать сопротивление… Полковник Таран уже успел войти в образ фельдмаршала Паулюса, а тут ему какой-то престарелый доброволец-артразведчик навязывает судьбу полковника Пивоваренко (комбриг-51, погибший при выходе из Иловайского котла в 2014-м)… Чтобы выйти из этого затруднительного положения, Таран придумывает «отмазку» — «Хорошо, дело сложное, мне нужно немедленно созвониться с НГШ Муженко»… Откровенно намекая, что аудиенция с младшим офицером-артразведчиком закончена и теперь всё будут решать «высшие» умы. На самом деле меня не обманул этот дешёвый «манёвр» Виктора Тарана. Мы со 128-й бригадой давно обходились без этого бесполезного управленческого придатка – командования/штаба сектора С. Даже батарея Мста-Б 55-й артбригады подчинения сектора, с начала февраля, когда почуяла что «дело пахнет керосином», стала выполнять наши «просьбы» об открытии (корректировке) огня как приказ, дающий надежду на спасение. Но основной резерв сектора – 1-я БТГ 30-й бригады (база в п. Луганское, под командованием подполковника Собко) 128-й бригаде, к сожалению, не подчинялся. А все резервы 128-й бригады уже давно были размазаны по критическим точкам. В штабе сектора около 0300 9 февраля, я убедился, что полковник Таран мысленно уже сдался на милость противнику и только передо мной разыграл сцену «самурайской» верности долгу.

Из штаба сектора я вернулся на базу артразведки (НП-1). Сообщил своим заместителям (Адамовский «Антон» и Лукьянов «Маклауд»), что окружение в течении следующего светового дня неизбежно. Но необходимо удерживать НП-1 как минимум до потери Чернухино, поскольку его оборона напрямую зависит от связи с артиллерией, а связь эту обеспечивает только высотное здание нашего НП-1 (сложности рельефа). Вместе с тем, уже необходимо готовить прорыв группировки из неизбежного окружения. Для этого нужно организовать ряд новых НП артразведки, которые обеспечат зрячую артподготовку и сопровождение этого прорыва. Без качественной артподготовки и артподдержки прорыв может и не получиться. Кроме того, нужно организовать оборону ближних к котлу рубежей, чтобы глубина окружения не стала критической. Оставив указания, как действовать подразделению артразведки в окружении, около 0500 я выехал в Луганское. Там, в базовом лагере батальона, оставался небольшой резерв артразведки. Ехал без света, полагаясь на знание местности (дорога простреливалась противником со стороны Калиновки-Горловки). Высадившись в Луганском, передал руль артразведчику Васе Стефураку, который вернул наш боевой джип в Дебальцево. Там этот джип был нужнее. К сожалению, этот джип погиб вместе с остальным транспортом при последующих артобстрелах НП-1.  Судя по всему, артразведчик Вася Стефурак был последним воином ВСУ, проскочившим по трассе Артёмовск-Дебальцево 9-го февраля. В следующие 8 часов на этой трассе были в упор расстреляны около 30-ти наших воинов. Информация о выходе сил противника на трассу поступила в штаб сектора уже около 0600, но штаб сектора не соизволил оповестить об этом блокпост на выезде с Луганского и выставить предупреждающий блокпост со стороны Дебальцево, чтобы исключить эти тяжелые потери. Зрада? Нет, просто преступная халатность с тяжелейшими последствиями.

В последующем, после окончания сражения, мне стали известны ещё некоторые, принципиальные для оценки тех событий, факты.

В момент, когда я требовал у полковника Виктора Тарана резерв для прикрытия Новогригорьевки, 3-я рота 1-го БТГ 30-й бригады (комроты Гринюк) уже оставлял позиции в Логвиново по приказу своего комбата подполковника Собко. В этот момент в штабе 1-го БТГ (п/п-ка Собко) уже находился генерал-майор Сырский, на тот момент первый заместитель – начштаба АТО, который фактически управлял всеми перемещениями подразделений в секторе «С» начиная с конца января. Допустить, что Собко без команды Сырского взял на себя такую ответственность — невозможно. Таким образом, команду на оставление Логвиново мог дать только Сырский. От кого он получил эту команду нужно спросить у него, а если не признается – судить как предателя. Напоминаю, уже в 0230 на оперативной карте сектора уже была нанесена ротная тактическая группа противника, усиленная танками с остриём на Логвиново. Командующий сектора полковник Таран спросонья уверенно ткнул в неё пальцем, указывая мне на неё как на реальную угрозу, но рота Гринюка по приказу командования оставила позиции в Логвиново уже после этого.

На протяжении 3-6 февраля 2015 года мне довелось несколько часов плотно общаться с генералом Сырским касательно операции по эвакуации наших хлопцев, попавших в локальное окружении под Редкодубом. 3-го февраля я остановил попытку Сырского отправить конвой спецназовцев с БК под Редкодуб. Зайдя в штаб сектора, я случайно стал свидетелем постановки задачи генералом Сырским капитану спецназа на двух БМП обеспечить проход двух УРАЛов с БК на ОП «Станислав» под Редкодуб по маршруту, на котором за день до этого был разгромлен более сильный конвой. В том конвое погибло 4 бойца моего батальона и 2-е раненых было взято в плен. Сырский, согласившись с моими аргументами, выдал идею направить туда же группу батальона Донбасс на «Козаках». Эту идею я тоже разбил «в дым» мотивируя тем, что для решения такой задачи наскока самой отважной лёгкой пехоты будет маловато. Нужна полноценная общевойсковая наступательная операция с артиллерийской поддержкой. Тогда Сырский решил задействовать резерв — 1-й БТГ 30-й бригады (командир Собко) с танками при поддержке артиллерии.

В процессе общения с Сырским, он доверительно мне сообщил, что руководство в Киеве (намекнул на Администрацию Президента, а не НГШ) не позволит оставить Редкодуб, который уже несколько суток был в локальном окружении. Под АП, полагаю, он имел виду заместителя главы АП генерал-лейтенанта Андрея Таранова, который порой через голову НГШ лично вмешивался в управление войсками. Но наше с комбатом-25 «Высотой» давление на Сырского оказалось небезрезультатным. Мы были ближе и «конкретней» чем киевское начальство. С учётом давления на него «сверху», «снизу» и очевидной необходимостью вытащить наших хлопцев из окружения, мы согласовали план. Согласно этого плана:

1. Силами резерва (1-й БТГ 30-й бригады) при поддержке танков и артиллерии осуществляется прорыв локального окружения в районе с.Редкодуб.
2. После прорыва в Редкодуб отправляется колонна из 4-х «Уралов» с БК.
3. БК выгружается и подрывается на месте тротиловыми зарядами, которые мы возьмём с собой.
4. «Начальству» докладывается, что в выгруженный БК попал снаряд противника и продолжение обороны ОП «Станислав» стало невозможным;
5. На этих «Уралах» «решением командиров на месте» эвакуируется л/с окружённого гарнизона ОП «Станислав» (Редкодуб).

«Сложности» с подрывом БК нужны были чтобы «прикрыть задницу» Сырского от его начальства.

Как водится на войне, операция сразу пошла несколько по другому сценарию. Вместо БТГ 30-й бригады в бой вступил только один взвод этой БТГ. И то, видимо «благодаря» тому, что комвзвода выбыл по ранению, а командование этим взводом принял замкомразведроты 128-й бригады «Варшава», который поначалу имел статус местного проводника.

По итогу, сводная группа бойцов 30-й и 128-бригад, нашего батальона и танка 17-й бригады, дали серьёзный бой в с.Редкодуб и, использовав успех атаки как фактор неожиданности, вышли из окружения без значительных потерь. Этот бой из-за существенных потерь противника вошёл в «героический эпос «ДНР». В это время БрАГ-128 активно наводил ужас на резервы противника, которые могли быть введены в бой и препятствовать операции наших войск. ОП «Станислав» под с.Редкодуб не являлся ключевой точкой обороны района, поэтому его оставление не имело негативных последствий. К тому же разгром штурмовых подразделений противника существенно снизил их активность на этом направлении. Линия нашей обороны закрепилась на ближайших удобных позициях до поступления команды на отход в ночь на 18 февраля.

Описанный выше боевой эпизод длился более 10 часов и не в задачах этого текста его детальное рассмотрение. Приведён он исключительно для характеристики генерала Сырского. Важным фактом является то, что генерал Сырский тогда смог найти компромиссное решение между требованиями высшего командования и интересами сохранения жизней сотни наших бойцов, окружённых под Редкодубом, хотя и не без сильного давления «снизу».  Дальнейшие его действия уже меньше соответствовали интересам наших воинов, армии и страны в целом.

На протяжении 5-6 февраля, в рамках артиллерийского обеспечения и контроля нашего плана, утверждённого генералом Сырским, я во главе группы артразведки и миномётной секции, выдвинулся в район с. Редкодуб. Не буду вдаваться в подробности, но за эти сутки были и огневые контакты с ДРГ противника, обстрелы нашей группы снарядами типа 3Ш1 (драпал быстрее моих юношеских рекордов), обстрел моей машины ВОГами спецназовцев, охранявших НШ сектора полковника Доманского, зачем-то засевшего в поле неубранного подсолнуха в 6 км от Редкодуба, столкновение с двумя группами других наших спецназовцев, чуть не переросшие в «дружественные» перестрелки, ранение двух наших миномётчиков собственными осколками (детонация мины от веток дерева), сгоревший от вражеского выстрела РПГ и утопленые в непроходимой трясине танк и полноприводные «Уралы» с БК и уже без него, прорыв в Редкодуб одного рискнувшего БМП-1 с критически важным для окружённых БК, бегство миномётной батареи батальона Собко в разгар боя в Редкодубе (вроде как по его же приказу) и прочей хрени того боевого дня. Факт в том, что генерал Сырский, хоть полководец далеко не выдающийся, но в отличии от полковников Тарана и Доманского точно не идиот. Он был автором и координатором исполнения (из штаба сектора) плана эвакуации гарнизона окружённого ОП «Станислав». Оперативную обстановку во всём секторе понимал достаточно хорошо и фактически руководил им с конца января 15-го. Вот только к операции по прорыву группировки из Дебальцево в ночь на 18-е февраля он никакого отношения не имел. И слава Богу.

Не успев очухаться и отоспаться от Редкодубовской беготни, я попал в замес генерального наступления 2-го АК («ЛНР») на Новогригорьевку 7-8 февраля. Всё творилось прямо под носом базы артразведки. Стволами БрАГ-128 мы двое суток почти без перерывов прицельным «зрячим» огнём подавляли артиллерию противника, сбивали с танков противника десант, перепахивали штурмовые группы пехоты, рвущейся к Новогригорьевке, пугали танки противника пусками неуправляемых ПТУРов с крыши нашего НП, постреливали из стрелкотни, когда штурмовые группы противника подкатывали на стрелковую дистанцию, чуть не перестреляли разведгруппу нашего 40-го батальона и т.д. В это время генерал Сырский перебрался из штаба сектора «С» на Дебальцевском «Кресте» в базовый лагерь командира резерва сектора — подполковника Собко в п. Луганское (за пределы будущего котла). Между базовым лагерем Собко и нашим опорником в Коммуне – 11 км. Примерно посередине, у трассы, стоит с. Логвиново. С позиций у этого села хорошо просматривались два перехода через р. Карапульку и предполье перед ними. Как я уже писал, одного миномёта с корректировщиком и пары установок ПТУР было бы с лихвой достаточно, чтобы надёжно запереть эти два прохода, а любые силы противника, которые к ним посмеют подобраться, можно было без особого героизма уничтожить. Таким образом, команду оставить позиции в Логвиново, которые до ночи на 9-е февраля 2015 года занимала рота Гринюка можно было отдать только с умыслом предоставить противнику возможность беспрепятственно перерезать «горловину», соединявшую Дебальцевскую группировку с «большой землёй». При этом, команду на отход роты Гринюка мог отдать только сам командир БТГ-1 (30-й бригады) подполковник Собко, а тот, в свою очередь, мог получить эту команду только от генерала Сырского, первого заместителя – начальника штаба АТО, который после 7-го февраля находился в базовом лагере БТГ Собко. А Сырский с конца января фактически взял на себя командование войсками сектора. С учётом моего личного многочасового общения с генералом Сырским 4-6 февраля могу утверждать, что он в полной мере осознавал тактическую обстановку на всём Дебальцевском районе обороны и команду на оставление Логвиново мог отдать только преднамеренно. Полагаю, выполняя команду «свыше», или от НГШ Муженко или непосредственно из Администрации Президента (от генерала Андрея Таранова). При этом он точно понимал, что оставление позиций в Логвиново приведёт к полному окружению Дебальцевской группировки ВСУ. То есть это не просто халатность, повлёкшая тяжкие последствия, а преднамеренное действие с расчётом на тяжкие последствия. И то, что это действие выполнено по команде вышестоящего руководства (генерала Муженко и/или генерала Таранова), не меняет преступный характер такого приказа. А синхронный с выходом наших войск заход в Логвиново войск противника наводит на мысль, что это не совпадение, а согласованные действия командований ВСУ и ВС РФ.

Учитывая подозрительную гибель (или исчезновение под легендой гибели) генерала Андрея Таранова в 2016-м году, полагаю, что такая команда могла поступить именно через него, а ему, в свою очередь, команду на организацию окружения собственных войск выдал сам Верховный Главком Порошенко. Хотя, и в этом случае Сырский наверняка заручился (подстраховался) подтверждением и у Муженко.

Версия причастности лично Порошенко к этому преступному приказу подкрепляется его последующими действиями и действиями подчинёнными лично ему СБУ и Генпрокуратуры. Зачем Порошенко было сдавать «собственных» солдат и приличный кусок территории? Понятно, что ему-то это незачем. Зато очень было нужно Путину. Причём срочно. Меркель уже не хотела ждать и пугала мощными санкциями. А надежды на успех Дебальцевской наступательной операции таяли на глазах. Вот и пришлось Путину сделать предложение, от которого Порошенко не смог отказаться. Видать были веские причины не отказывать.

Ниже приведу важные факты часть которых знаю со слов побратимов, в чьей искренности не сомневаюсь, поэтому могу об этом говорить и писать – «я знаю».

• 8 февраля по прибытию в Артёмовск комбриг-128 полковник Шаптала по закрытой связи доложил командующему АТО Попко о выводе бригады из окружения, на что тот в ярости с матами заорал на Шапталу требуя немедленно вернуться на позиции в Дебальцево. Позже, «порохоботы» толкали версию, что командующим АТО на тот момент был генерал Воробьёв и, якобы, он дал команду на прорыв, но это пурга. Хотя наклепать приказов задним числом они мастаки. На самом деле войскам как-то всё равно, кто там числился командующим АТО. Муженко зачастую лично пытался руководить перемещениями пехотных отделений и отдельных танков из Киева, а роль командующего АТО, да и сектора, была минимальной. Сверху всегда звучала одна команда – «держацца», а что где «отрезать», чтобы где-то «пришить» решалось на месте. Проблема заключительной фазы сражения была в том, что 128-й бригаде и остальным подразделениям сектора уже неоткуда было «отрезать», а все резервы были в распоряжении этих никчёмных людей.
• 18 февраля, после выхода основных сил группировки в Артёмовск, Порошенко лично прилетел, чтобы на камеры нацепить комбригу-128 Звезду Героя и создать видимость, что прорыв группировки из Дебальцево – решение военно-политического руководства во главе с ним. Шаптала до последнего момента ожидал что на него наденут наручники, а не нацепят Золотую Звезду. То, что в это время пара сотен бойцов ещё не дошла до «большой земли», а ОП «Валера» отбивал фланговый удар бронегруппы противника – попытку отрезать хотя бы арьергард уходящей группировки, Верховного не волновало. Главное было сразу обозначить официальную версию, что прорыв осуществлён по его личному приказу. На самом деле приказ сверху был только один – оставаться на позициях. Шаптала принял решение о прорыве самостоятельно. Разумеется, не без давления на него ряда офицеров и его бригады, и нашего батальона. Ночь на 18-е февраля, очевидно, была последним шансом на прорыв. За это решение – ему Честь!
• 11 февраля артразведчик «Солнышко» с НП в Коммуне доложил, что на левом берегу р. Карапулька в районе с. Калиновка наблюдает танковую колонну до 20 единиц. В том числе 7 танков остались стоять в зоне прямой видимости, остальные спустились в «мертвую» зону (скрыты рельефом), но по выхлопным следам (прогревались на стоянке) смог их засечь, передал координаты этих целей и доложил о готовности к корректировке огня по ним. Старший офицер БрАГ-128 сообщил, что не располагает столь значительными средствами поражения этого района, способными нанести урон такому скоплению танков. А командир артгруппы АТО, где такие средства были, сообщил, что у них полный запрет на открытие огня с утра 11 февраля в связи с «минскими переговорами». Так эта танковая группа и простояла весь день 11 февраля и ночь на 12-е.
• Вместе с тем, 12 февраля силами более чем 10 подразделений разных бригад/батальонов, не имеющих между собой связи и понимания задач других подразделений, предпринята попытка штурма Логвиново со стороны «большой земли». Силы окружённой Дебальцевской группировки в этой операции не были задействованы и даже не проинформированы о её проведении. После ввода в бой тех самых танков противника, которых засёк «Солнышко», штурм Логвиново захлебнулся. ВСУ и, особенно, штурмовая группа батальона «Донбасс» понесли значительные потери. Операцию готовил и командовал генерал Сырский (по его же признанию).
• В течении всего Дебальцевского сражения (около трёх недель), в результате ударов артиллерии противника и по причине интенсивной эксплуатации, БрАГ-128 потеряла более 70% своей огневой мощи. За всё это время в бригаду в порядке восполнения потерь прибыло только три орудия, которые вышли из строя в первые же трое суток по причине неисправимых на месте поломок (покрашены, но не подготовлены к эксплуатации).
• В ночь на 18 февраля, когда машина комбрига-128 прибыла к штабу сектора, чтобы забрать командующего сектором полковника Тарана, тот закатил истерику, что никуда не поедет, потому что из ГШ не было команды на оставление Дебальцево… Тогда в штабной блиндаж спустился сержант 128-й бригады, который под угрозой подрыва гранаты вынудил Тарана и его заместителя Федичева выйти и сесть в машину комбрига-128.
• После того как на окраине Новогригорьевки машина комбрига-128 застряла в танковой колее, все вынуждены были продолжить путь пешком. Замыкающий группу офицер в темноте увидел, как фигуры комсектора Тарана и его зама Федичева свернули с маршрута в сторону Нижней Лозовой, занятой противником. Офицер на секунду задумался, не полоснуть ли по ним из калаша, но решил не привлекать выстрелами внимание противника к группе и пошёл дальше…. Таран и Федичев «объявились» в штабе Собко в Луганском почти через 2 суток. Непонятно, как два «старпёра» могли выжить в 20-ти градусный мороз двое суток в поле и почему отклонились от маршрута группы. По-моему, этот факт требует детального изучения.
• После выхода из Дебальцево, используя нескомпрометированные каналы связи, по которым согласовывались детали прорыва и организовывалось боевое взаимодействие между подразделениями сектора, был согласован общий текст обращения к Верховному Главнокомандующему Порошенко офицеров, вырвавшихся из окружения подразделений с требованием отставки НГШ Муженко. В этом обращении выражалось недоверие к руководству ВСУ и НГШ лично, с фактическим обвинением его в предательстве или, как минимум, тотальной некомпетентности. Это обращение взялся передать лично в руки Порошенко комбриг-128 Шаптала. Я распечатал этот текст и в Киеве ждал сигнала, куда его подвезти. Но через сутки ожидания, по нашему каналу связи прошла информация, что Шаптала внезапно уехал в Мукачево, а обращение просил передать в приёмную президента официальным способом, что я и сделал в тот же день. Через пару недель на одного из подписантов текста (54 ОРБ) «случился» наезд «замполитов», они требовали от этой подписи отказаться. Случайными свидетелями телефонного разговора на эту тему оказались журналисты ICTV, которые вытянули подробности и опубликовали текст «обращения» на своём сайте. Ещё через пару дней (в 20-х числах марта) мне на латвийский личный телефон позвонил какой-то СБУшник (представился) и спросил, когда я планирую вернуться в Украину из отпуска. Я ответил, что по окончании отпуска — 5 апреля (билет уже был). Я предложил подъехать в посольство Украины в Риге, если им срочно нужны мои письменные пояснения. Тот ответил, что нет необходимости и они свяжутся со мной после 5 апреля. На следующий день на специальном брифинге помощник начальника СБУ Маркиян Лубкивский заявил, что «обращение офицеров» — провокация ФСБ. А СБУ выяснило, что «фейковое» обращение подал младший офицер (моё ФИО), личный мобильный телефон которого сейчас находится в Ростове и они с «нетерпением» ждут его возвращения из РФ. Очевидно, расчёт был на то, что после такого официального заявления СБУ я не вернусь и стану дезертиром. 5 апреля в аэропорту меня встретила пара сотен моих побратимов в полевой форме. Некоторые были со своим табельным оружием. Разумеется, я никого не просил меня встречать. Это было их решение. Тогда я думал, что это лишнее беспокойство тем более, что прилёт самолёта задержался с 2300 до 0300. Значительно позже я пришёл к выводу, что мои побратимы тогда спасли меня от чего-то очень неприятного. Несколько побратимов сообщили, что видели группу СБУшников, которые тоже тёрлись в зоне прилёта, но к 0200 исчезли. Демобилизовался я через полгода, в октябре 2015-го. До демобилизации, по поручению своего руководства, со мной встретился один контрразведчик, побратим по Дебальцево («контрики» там тоже были). Поговорили ни о чём, повспоминали Дебальцево, при прощании обнялись. Других контактов с СБУ у меня больше не было.
• 23 марта, через полтора месяца после сдачи Логвиново, указом Президента Порошенко звание Героя Украины присвоено подполковнику Собко и капитану Гринюку. Это командиры батальона и роты, которые оставили Логвиново 9 февраля 2015 года. С участием Собко был снят пропагандистский фильм «Рейд» в котором описываются «подвиги» Собко и Забродского (сейчас депутат от порошенковской «ЕС»). С Собко никогда не виделся, но имею негативный опыт попытки взаимодействия с подразделением его батальона (миномётной батареей). С Гринюком столкнулся 6-го февраля 2015-го под Редкодубом. Вызвало удивление, что командир роты пытался руководить действиями своего подразделения по радиостанции, находясь в 5-ти километровом удалении от него. В тот момент я думал, что в бой вступила вся его рота. С его слов, лезть в бой ему запретил комбат Собко. Летом 15-го я попал в одну палату в госпитале с 3-мя бойцами из батальона Собко. По их мнению, Гринюк – офицер достойный, а по Собко отзывались не особо лестно. Они считали, что Собко получил «героя» потому, что он «любимчик командования». Насколько я знаю, на протяжении всего Дебальцевского сражения, сам Собко не высовывал носа из своего штаба в Луганском. По крайней мере ни в каких боестолкновениях не участвовал. С августа 2017-го года Собко назначен командиром той самой «Дебальцевской» 128-й бригады. Особо извращённая форма кощунства, на мой взгляд. Участник миротворческих миссий, закончил кучу курсов в странах НАТО. Муж известной волонтерки Комаровой. Любимец некоторых известных журналистов, волонтёров и блоггеров. Ярый «фб-порохобот».
• Полковник Виктор Таран (командующий сектором С в январе-феврале 2015). У меня сложилось впечатление, что столь некомпетентного, высокомерного и просто глупого полковника даже в ВСУ нужно было поискать. Видать, специально и подыскали под конкретную задачу. Вскоре после окончания Дебальцевского сражения повышен в должности, награждён орденом БХ-3. Позже назначен командующим Корпуса Резерва и получил звание генерал-майор. В прошлом году по-тихому отправлен на пенсию (по слухам).
• Полковник Доманский (в январе-феврале 2015 г. НШ сектора «С»). На мой взгляд эталонный персонаж из анекдота про «рубец от фуражки». Но надо отдать должное, отличался от Тарана не таким как у того раздутым самомнением и хамством. Да и трусом его не назовёшь, если не учитывать трепетное отношение к начальству. Но его вылазки из штаба туда, где запросто могли подстрелить, не несли никакой смысловой нагрузки. А вообще, эта парочка полководцев просто эксклюзив какой-то, специально подобранный командовать решающим сражением войны. Вскоре после Дебальцевского сражения награждён БХ-3 и отправлен «миротворствовать» в длительную загранкомандировку.
• Генерал Муженко, бессменный Главнокомандующий-НГШ ВСУ всю каденцию Порошенко. В октябре 2015-го, через 8 месяцев после сдачи Логвиново получил звание Генерала Армии.
• Генерал Андрей Таранов – зам главы ОП Президента Порошенко, отвечавший за ВСУ. Погиб при странных обстоятельствах в сентябре 2016. По официальной версии разбился на гидроцикле.
• В феврале 2017 года группой ССО ВСУ ликвидирован «замполит» 2 АК РФ («ЛНР») полковник Анащенко. По некоторым данным, он имел отношение к «агентурным и оперативным» мероприятиям, связанным с окружением группировки ВСУ в Дебальцево. Группа ССО, которая провела ликвидацию, была провалена и захвачена контрразведкой 2 АК ВС РФ («милиция ЛНР»). Обвинений в адрес Анащенко в пытках или внесудебных казнях мне на глаза не попадалось. На мой взгляд, только такие факты могут служить основанием решения о ликвидации объекта спецгруппой ССО ВСУ. Очень было бы любопытно узнать, кто являлся «конечным» инициатором этой ликвидации и каковы были его реальные мотивы.
• Генерал Сырский с мая 2019 генерал-лейтенант, с сентября 2019 – командующий Сухопутными войсками ВСУ.

В этом тексте я кратко изложил основные факты, которым я стал свидетелем или знаю их достаточно достоверно, и которые привели меня к внутреннему убеждению, что ряд высших должностных лиц Украины в феврале 2015 года совершили тяжкое преступление, последствиями которого должна была стать гибель и пленение тысяч наших воинов. Эта трагедия не случилась только благодаря усилиям тех офицеров, сержантов и рядовых, кто вопреки преступным приказам и/или бездействию командования, честно выполнил свой долг. Очень печально, что те события до сих пор не получили правовую оценку. Похоже и не получат. Впрочем, если кто из читателей лично знаком с Виктором Чумаком дайте ему ссылку на этот текст, вдруг передумает. Факты изложенные в этом тексте несложно процессуально установить, а в процессе следственной работы явно повылазят ещё и другие.

Касательно Иловайска и других «подозрительных» эпизодов я располагаю только информацией, имеющейся в открытых источниках, поэтому дублировать их здесь не буду. Но раз уж украинская правоохранительная система юридическую оценку предателю и его пособникам давать не хочет, пусть хотя бы свою оценку сделают те, кто дочитал этот текст до конца.

Фото: ВСУ (instagram.com/military_tv_ua)

Подписывайтесь на канал «Хвилі» в Telegram, на канал «Хвилі» в Youtube, страницу «Хвилі» в Facebook, на страницу Хвилі в Instagram