3 июля 2015 года, в Киеве, под предводительством бойцов некоторых добровольческих батальонов и Правого сектора прошел «марш Святослава», участники которого, выдвинули требования денонсации минских договоренностей и начала нового наступления на Донбассе.
Через неделю – 11 июня – Украина содрогнулась от событий в Мукачево: подобно отчаявшимся немецким крестьянам начала XVI века, солдаты Яроша — возможно убедившись в несостоятельности правительства, а возможно просто исходя из собственных корыстолюбивых целей, как это часто происходило в эпоху любых стихийных восстаний – вышли на тропу войны против местной люмпен-элиты. И хотя до сих пор не существует некой определенности или ясности в данном конфликте, он все же ярко продемонстрировал внутренний военный кризис, последствия которого будут сопоставимы с крахом украинской государственности в 1917-1921 годов.
«Мы черные отряды Гайера
И мы хотим биться с тиранами»
(Первая строфа песни времен Крестьянской войны в Германии)
Арденнский синдром третьего июня
Третьеиюньский Марш добровольцев ставил перед собой самые широкие цели: официально признать происходящее на Донбассе войной, произвести денонсацию Минских соглашений и, как следствие, начать наступление на Восточном фронте, а также произвести кадровые перестановки в военном руководстве страны. Если разрешения первого вопроса является проблематичным с военно-политической точки зрения, то остальные три могут фатально отразиться на исходе российско-украинской войны. Кроме того, провальные по своей сути требования демонстрируют факт отсутствия у младшего офицерского состава добровольцев ясности и четкого понимания создавшегося положения, что характерно для периода коренного изменения подходов к ведению войны — когда старшие командующие интеллектуально устарели и неспособны гибко приспособиться к новым условиям, а молодые, амбициозные и преисполненные геройства офицеры не обладают достаточным инструментарием для управления войсками. Последнее также не обладают навыками оценки имеющихся ресурсов и их дальнейшей реализации на поле боя. Впрочем, такая ошибка была характерна и для фанатично настроенных элементов.
Здесь как никогда уместно вспомнить арденнскую историю 1944-1945 гг. Безумный план наступления принадлежал Гитлеру, который планировал добиться полной победы на западе силами всего лишь двух танковых армий — 6-й (командующий «Зепп» Дитрих) и 5-й (командующий Хассо Мантейфель). Стратегические аппетиты фюрера предполагали нанесение главного удара на северо-западном участке фронта, после чего атакующие войска должны были форсировать Маас между Льежем и Юи и выйти к Антверпену, что в итоге должно было привести, как утверждал Мантейфель, к изоляции британских войск от основных баз снабжения и их немедленной эвакуации с континента.
Фельдмаршал фон Рундштет с прискорбием вспоминал, что «Гитлер не советовался со мной об осуществлении плана. Мне было ясно, что имеющихся сил совершенно недостаточно для такового честолюбивого замысла. Модель (известный «пожарный» фюрера, который зачастую демонстрировал чудеса реализации активных и авантюрных планов – Р.П.) разделял мою точку зрения. Фактически ни один военный не верил, что цель захватить Антверпен реальна…»
Помимо отсутствия нужного количества танков (по факту их число сводилось до 800 исправных машин) и авиации (Люфтваффе предоставило лишь 1000 самолетов всех видов против 5000 только бомбардировщиков союзников), немецкое командование, как оказалось в последующем, не имело и достаточного количества топлива (ниже показания Мантейфеля): «…первую ошибку допустило командование Вермахта; оно воспользовалось типовыми расчетами для перемещения дивизии на 100 км. Полученный мною в России опыт показал, что полученные цифры в реальных боевых условиях следует умножать минимум на два»
Тем не менее, несмотря на угрожающее прогнозы своих генералов, Гитлер отдал приказ начать наступление 16 декабря 1944 года. Первоначально операция развивалась достаточно успешно благодаря тактике использованию специальных штурмовых отрядов, которые быстро просачивались через линии обороны союзников. Если первая неделя для немцев была успешной, но уже к началу 8 дня наступления они стали все глубже и глубже вклиниваться между главными узлами дорог, которые американцы успешно укрепили. В итоге наступление начало замедляться, не только из-за вышеупомянутого фактора, но и постоянного недостатка энергетических ресурсов. Создавшийся выступ стал лакомым кусочком для 3-й американской армии Паттона, которая продвигалась с юга, и для 1-й американской армии Ходжеса (подчинялся 21-й армии Монтгомери) – контрнаступление союзников, последовавшее 25 декабря 1944 года, полностью сломало костяк немецкой армии и ее дальнейшую возможность к сопротивлению. В подобной ловушке, при условии реализации наступления, может оказаться и украинская армия в связи с нижеследующими факторам:
- В рядах ВСУ и Национальной гвардии имеется прекрасный человеческий ресурс, психологическая наступательная способность которого достаточно высока. Аналогичные показатели были отмечены и у немецких солдат во время первой фазы наступления. Однако «сам по себе боевой дух зулусов не способен успешно противостоять британской винтовке Мартини-Генри».
- У нашего командования отсутствует техническое превосходство над врагом, что придает любому наступлению бессмысленный характер обескровления нашей армии. К тому же отрицательные показатели экономического роста не позволяют ожидать улучшения нашего наступательного потенциала даже в среднесрочной перспективе: о чем вообще можно говорить, когда Укроборонпром, как сообщают СМИ, срывает военные поставки и передает ВСУ неисправную технику. В 1944-1945 гг. Германия также не могла восполнять свои технические потери не только по причине отсутствия нужной ресурсной базы, но и из-за регулярных стратегических бомбардировок союзников, которые полностью парализовали работу военных заводов и фабрик.
- Если уровень профессионализма немецких полевых и штабных офицеров был одинаково высок, то в украинской армии наблюдается существенный разрыв в пользу передовиков (на тактическом уровне). Отсутствие эффективного штабного руководства создает невозможные условия для координации проведения операций, что в итоге может привести к разброду и хаосу на поле боя.
- В случае провала наступления Украина теряет свой главный барьер между РФ и ЛДНР – успешность оборонных действий сил ВСУ и Национальной гвардии позволяет удерживать позиции на внешнеполитической арене. Аналогичный провал Арденнского наступления открыл союзникам перспективу быстрого продвижения вглубь территорий Германии.
«Слуга царю, отец солдатам»
Особого внимания заслуживает вопрос замены высшего военного руководства страны. На сегодняшний день многие склонны критиковать высшее военное руководство Украины по причине его малой эффективности. Однако, увы, наше командование оказалось в настоящей «траншейной ситуации»: находясь между экипированными всеми достижениями российского военторга сепаратистами с одной стороны, и общественным и солдатским негодованием с другой, оно вынуждено пассивно наблюдать за географией обстрелов, перемещением и концентрацией российской техники, испытывая при этом чувство приближения чего-то нового и смертоносного — наступления ЛДНР.
Александр Усик во второй раз победил Тайсона Фьюри: подробности боя
"Большая сделка": Трамп встретится с Путиным, в США раскрыли цели
Абоненты "Киевстар" и Vodafone массово бегут к lifecell: в чем причина
Банки Украины ужесточат контроль: клиентам придется раскрыть источники доходов
Впрочем, даже создавшаяся ситуация на фронте не может стать оправданием факта отсутствия влияния со стороны высшего командования на солдатскую массу — в грозный 1917 г. действию этого фактора были особо подвержены французская и русская армии. Действительно, после Верденского сражения выступления и бунты во французской армии начали принимать все более и более распространённый характер. Обратимся к статистике: зафиксированные случаи дезертирства в армии возросли с 509 в 1914 г. до 21 174 в 1917 году (примечательно, что на фронте в Шампани, по данным военного министерства Франции, оставались надежными только две дивизии). Понимая, что ситуация уверенно движется в пропасть, военное руководство республики приняло решения назначить на пост Главнокомандующего французской армией прославленного «героя Вердена» – генерала Петэна, который уже 15 мая принял новый пост. Его план оздоровления армии состоял в изменении военной политики в сторону психологии бойца: в течении месяца он побывал в расположении почти каждой дивизии, разбирая с офицерами и солдатами все их проблемы и жалобы. Уровень доверия к новому главнокомандующему стал возрастать, а цена установления порядка состояла в проведении 23 расстрелов и ссылке в колонии сотни зачинщиков мятежей.
В России к практике Петэна прибегнул другой известный офицер – командующий 8-й армией генерал Лавр Корнилов. Его ораторское искусство и способность успешно влиять на умы солдат позволили объединить разобщенную массу и направить ее в нужное наступательное русло – во время июньского наступления 1917 года именно 8-й армии удалось продвинуться вглубь вражеской линии обороны и захватить прилежащие к Станиславу (современный Ивано-Франковск) районы. Впрочем, наступление заглохло после успешного нанесения немецкого контрудара по Тернополю силами 20 дивизий, что привело к полнейшей дезорганизации 11-й и 7-й армий русских.
На сегодняшний день даже присутствие Президента на линии фронта мало поможет делу сохранения армии – одних фотографий с солдатами во время награждения медалями и орденами явно недостаточно, что было совершенно объективно замечено полевыми офицерами РИА еще на раннем этапе Первой мировой войны. Сама по себе инспекция высшим руководством позиций, особенно во время «сидения в окопах» не является ничем примечательным для солдата, в то время как реальные улучшение положения бойца может повысить уровень одобрения действий Генерального штаба или Верховного главнокомандующего среди военных и даже общественности. Если Петэн улучшил механизм ротации войск и удовлетворил жалобы своих подопечных, то в России, стремясь разыграть карту популизма , Керенский издал так называемую «Декларацию прав солдата», которая позволяла бойцу «быть членом любой политической, национальной, религиозной, экономической или профессиональной организации, общества или союза», а также право военнослужащим «в военных округах, не находящихся на театре военных действий … в свободное от занятий, службы и нарядов время… отлучаться из казармы, и с кораблей в гавани, но лишь осведомив об этом соответствующее начальство, и получив надлежащее удостоверение личности». Подобные документы не только не решили главную проблему «разброда и шатания» забродивших элементов в армии, но и благоприятствовали усилению разграбления складов с военным и гражданским имуществом, грабеж местного населения и самочинные расправы с неугодными представителями власти и отдельных партий. Помимо этого, началось движение потока вооружения за линию фронта, что также выступило дестабилизирующим фактором в государстве.
Конечно, Президент и правительство Украины могут пойти «экстенсивным» путем решения данного вопроса, вполне рационально, на первый взгляд, прибегнув к использованию силы и полному расформированию военизированных формирований добровольческих батальонов. Судя по отправке в Мукачево военной техники (по некоторым данным в количестве 12 единиц), можно сказать, что наше руководство настроено более чем решительно по отношению к подобным выступлениям: чисто со стратегической точки зрения правительственные силы смогут успешно подавлять такие «восстания», благодаря наличию эффективных служб контрразведки (СБУ) и некоторых подразделений МВД и Национальной гвардии.
К этому также следует добавить факт моральной истощенности населения Украины – даже если «добровольцам» при высоком уровне мотивации удастся провести захват местных администраций, они вряд ли встретят социальное одобрение в регионах. Аналогична ситуация имела место в Веймарской республике во время так называемого «Капповского путча». Его участники хотя и захватили Берлин 12-13 марта 1920 года, создав свое «правительство», однако, не встретив никакой поддержки среди населения (люди просто в знак протеста не вышли на работу) были вынуждены сложить оружие и удалиться с политической арены Германии (причем рейхсвер также отказался подавить восстание, что весьма показательно). На сегодняшний день население Украины вряд ли решится оказать поддержку путчистам с весьма туманными политическими перспективами, и отсутствием соответствующего уровня международной поддержки.
Однако в условиях ведения войны с Россией подобную стратегию, на мой взгляд, вряд ли можно считать пригодной для поддержания порядка. Решение подобных внутренних кризисов лежит в плоскости изменения отношения к самим принципам ведения войны.
«Ты — или молот, или наковальня»
В Русской императорской армии до 1917 года господствовал четкий принцип, который позволял поддерживать моральный порядок внутри этого института – «армия вне политики». Политизация армии Керенским привела к ее полному разрушению – солдаты оказывались втянутыми в самые разнообразные партии с пацифистскими и террористическими лозунгами (от эсеров до большевиков), а пропасть между рядовым и офицерскими составами привела к уничтожению последнего. Ради стремления заручится одобрением своих незаконных действий, и придать им легальный вид, образованные комитеты начали протестовать против начала любых наступательных операций. Популизм и игра на психологии людей достигла своего предела и подготовила успешную почву для прихода к власти известных большевиков.
Столкновения в Мукачево не только подтвердили опасение развития такого сценария, но и доказали необходимость окончательного решения «добровольческого вопроса», который касается не только Правого сектора и Добровольческого Украинского корпуса, но и других частей нашей армии: либо они исповедуют идеологию, сформулированную Клаузевицем, где «война есть продолжение политики иными методами», либо продолжают проводить линию «популизма и анархии, основанных на использовании своей двойственной позиции в политических, но никак не военных целях».
Ни в коем случае не приходиться говорить о том, что армия выйдет из зоны влияния политики (в то же время армия оказывает сильное воздействие на политику и дипломатию), но, на мой взгляд, конкретная личность на поле боя должна отодвинуть все свои политические убеждения на дальний план: настоящий солдат служит двум идеям — Государству и Валгалле (в древнегерманской мифологии место, куда попадали души павших воинов). Данное утверждение справедливо и при сохранении мира в стране.
Человек может исповедовать любую идеологию или философию, однако когда он решается встать на путь воина и принимает присягу, его разум должен отвергнуть все предубеждения, которые, так или иначе, помешают успешному служению этому делу. Не будучи склонен к мистицизму, однако замечу, что во время войны «двойственная позиция» в армии не только вредит Государству, но и лишает солдата права на Высшее прощение убийств представителей своего же сословия.
Аналогичное касается и соблюдения законов войны, нарушение которых увеличивается по мере развития прогресса. На сегодняшний день эта проблема в военной сфере выходит на новый уровень и «стратегия» использования терроризма в разных уголках планеты тому яркое доказательство. В страхе потерять жизнь солдата, военные изобретают еще более смертоносные технологии, которые используются против них же самих.
«Я не знаю, каким оружием будет вестись Третья мировая война, но в Четвёртой будут использоваться камни!» — эта цитата Эйнштейна как никогда актуальна.
Поэтому кризис в Мукачево лишь доказывает необходимость создания нового военного сословия и отказа от политики двойственного «добровольчества». Я не исключаю того, что пора провести унификацию всех добровольческих частей на основе их самоопределения – или они солдаты, и тогда они имеют право продолжать сражаться на линии фронта, или — самочинные оборонные организации, и тогда они должны быть в срочном порядке расформированы и переведены в совершенно иные рамки, удовлетворяющие их «запросы или потребности» (В Добровольческой армии Деникина из «левых» элементов формировали специальные запасные части, которые только после месяца успешных боевых действий могли быть приравнены к полноправным членам антибольшевистского движения).
Однако этот косметический эффект вряд ли поможет в долгосрочной перспективе: Украине нужны новые офицерские кадры – с обновленной внешней физической идентификацией, а также со знаниями и чувством преданности военной традиции и полной ответственности за свои действия, как на поле боя, так и в тылу. Именно эти качества отличают настоящего воина от ополченца, мятежника, простого политического оппортуниста или бандита.
Ставшая эпиграфом к данной статье песня немецких крестьян, заканчивается следующими словами:
«Мы возвращаемся домой разбитые,
Но наши внуки будут воевать лучше»
Но если 490 лет назад крестьянское движение было разбито дворянами и их наемниками, то в 1918 году украинскому гетману так и не удалось отстоять Украину по причине отсутствия боеспособной и преданной ему армии. Повторит ли Президент Украины ошибку своего предшественника? Впрочем, это зависит не только от него, но и от тех людей, для которых военное искусство – это призвание и долг, а также источник вдохновения и энергии, потому как их же ждет очень долгий путь – путь в Валгаллу.