Александр Майборода: История нас учит, что она ничему не учит

Александр Никитович, в этом году исполняется 20 лет известным бурным событиям 1991 года. Как вы думаете, как живет сегодня наша страна, и как назвать тот путь, который она прошла?

Человек никогда не осуществляет всех своих планов — их всегда больше. Но оно и хорошо, что идеал недостижим — он заставляет двигаться. Конечно, большинство народа рассчитывало на более быстрое улучшение жизни, но были и те, кто понимал, что путь будет очень долгий. Только никто не хотел об этом даже думать, голосуя за независимость. Поэтому сравнивать надо не с планами на будущее, а с тем, что осталось в прошлом. И здесь нет однозначного ответа: никогда не бывает так, что всё хорошо или всё плохо. Можно сравнивать по основным жизненным параметрам.

Какие это параметры? Прежде всего, может быть,- работа. С одной стороны, возникла безработица, а с другой — появились новые возможности. Это возможности самостоятельного поиска работы, определения своего места в жизни. Плохо, что люди едут работать за границу, но теперь у них есть эта возможность. И сейчас это не так уж плохо – благодаря этим поездкам в западных (экономически депрессивных) областях Украины население получило на руки столько средств, что цены на жильё там заметно выше, чем в промышленно развитых регионах страны.

Но вот, касаясь жилья, надо конечно сказать, что это очень большая проблема. В Советском Союзе у каждого была перспектива получить от государства свою квартиру, пусть даже через пятнадцать лет. Сейчас появилась огромная масса людей, которые подобной перспективы вообще не имеют. Здесь надежда на рынок себя совершенно не оправдала, поскольку рынок должен предполагать наличие платёжеспособного покупателя. А для этого, в конечном итоге, нужна модернизация производства, развитие науки и так далее.

А может нужно уменьшить аппетиты «главных менеджеров»? А то вот Пинчук, к примеру, отгулял своё пятидесятилетие на пять миллионов евро.

Это вопрос о качестве нашей элиты, но даже ни эти 5 млн. евро, ни яхты Абрамовича не спасли бы общую ситуацию. Конечно, есть большой социальный контраст, но речь идёт о миллиардных вливаниях в оздоровление экономики. Причём не в поддержку падающих предприятий, а в развитие современного производства. Этого, к сожалению, не произошло.

Почему не произошло — давайте посмотрим. В чьих руках оказались ресурсы страны? Даже по вашему примеру с пятью миллионами видно, что эти люди безнравственны, непредусмотрительны и безответственны. Да, все они воры и сейчас даже смешно наблюдать, как одни воры пытаются поднять свою репутацию за счёт того, что стараются наказать других воров, создавая при этом прецедент для последующих. Но всё же дело не в том, каким способом концентрируется ресурс, а в том, как он используется. Если только на торговлю, услуги и доведение до банкротства прибыльных предприятий – то грош ему цена. Таково качество нашего правящего класса.

А кто в начале девяностых вообще мог управлять страной? Основными агитаторами за независимость были люди гуманитарного профиля — они, конечно, не могли. Неизбежно у руля должны были стать бывшие руководители партийной номенклатуры — такова трагедия Украины. Возле них сразу же оказались те, у кого муха в носу, кто чуял, где лучше устроиться. (Не учись-ка наук, а женись, как Пинчук). Весь их бизнес-талант заключался в умении половчее кого-нибудь объегорить. В какой-то момент услужливые журналисты стали называть их элитой, хотя в глазах обычного гражданина они остаются просто удачливыми жуликами. Как и много веков назад: предками аристократов, которые кичились благородным происхождением и светскими манерами, были бандиты с большой дороги, называвшие себя рыцарями. Сначала они грабили, что было сил, а потом нанимали трубадуров и менестрелей, чтобы помочь народу забыть, откуда у них деньги.

Но трагедия Украины не только в том, что изначально у власти стали люди, умевшие лишь исполнять волю центра и не имевшие, к примеру, таких способностей, как Де Голль. Ещё большая трагедия в том, что они репродуцируют себя, они клонируются, они воссоздают и свойственную им систему отношений. Отличие только в том, что старая номенклатура избивала оппозицию в подвалах КГБ, а молодая поросль — прямо в зале парламента, у всех на виду. Это зверское поведение, стремление выгрызть свою выгоду во что бы то ни стало,- как раз и отражает ценностные установки нашего правящего класса.

Многие когда-то надеялись, что рынок и конкуренция заставит измениться властную номенклатуру. Но вместо конкуренции восстановились те же монополии; оказалось, что рынка, по существу, нет. Тендеры, например, с помощью взяток и откатов превращаются в заранее договоренные процедуры. А разного рода кланы, которыми по сути являются министерства и ведомства, грызлись между собой, тоже не до смерти, и при социализме. (Та система хоть и называлась тоталитарной, но внутривидовая борьба, как известно, ещё более жестока, чем межвидовая). Так и сейчас — каждый старается побольше урвать из бюджета.

Мы многое потеряли из гуманитарных вещей, но может что-то и приобрели?

Во-первых, мы приобрели свободу слова. И никакой Табачник не может больше навязать единое видение истории. Тысячу раз он может быть не согласен с интерпретацией роли УПА и ОУН, но заткнуть всем глотку больше не удастся, даже его подведомственным учителям. Люди могут писать и говорить то, что они думают – это огромное достижение. А попытки навязать общие для всех идеологемы, как признание голодомора, примерно,- выглядят как отрыжка старых времён. Как будто единство общества должно проявляться не в единстве ценностей, а в показном единстве мнений, слов и слоганов.

Кроме того, появилась и политическая конкуренция. Нынешняя власть даже пытается её уничтожить, питая иллюзию, что пришла навсегда. Но они забывают, что перевес составлял всего-то несколько натянутых процентов, а большинство в парламенте сформировано за счёт перекупленных перебежчиков из прошлой власти. (Причём в той власти они считались никчемными и бездарными, а в этой власти стали проффессионалами). К тому же кампания судебных преследований напоминает смену власти по-африкански, когда новый диктатор мог буквально сожрать предшественников вместе с семьями. Конечно, чтобы обезопасить себя в дальнейшем от такого же исхода, нужна жесточайшая диктатура. А чтобы показать себя лучше, честнее и порядочнее, чем конкуренты, надо за несколько лет избавиться от коррупции, принимать решения в интересах общества, чтобы всё было прозрачно и открыто. Можно ли без этого сейчас рассчитывать на авторитет и уважение?

Что ещё можно добавить к свободе слова и политической конкуренции? Может быть формирование гражданского общества?

Оно ещё не сформировалось, но зарождается. Оно существует в виде каких-то вспышек, без постоянного политического участия больших масс. Но есть потенциал, есть внутренний ресурс для развития гражданского общества. Если нынешняя власть пойдёт на уничтожение всего этого, то последствия непредсказуемы.

Есть и ещё много позитивного. Например — насыщение рынка товарами. Нет денег на них, но уже не нужно лишний раз унижаться, чтобы какую-то престижную вещь по большому блату достать. А в итоге выросло поколение, для которого бананы и апельсины уже не такая экзотика, как была для нас с вами. Но, правды ради, надо сказать, что молодёжь становиться и более агрессивной. Оно и понятно: когда три поколения выросли в одной малогабаритке и нет ни малейшей надежды обрести свой угол, то затрагиваются первейшие инстинкты живого существа. Прибавьте сюда показное социальное расслоение и получится очень опасный тип агрессора. Если жилищное строительство не сдвинется с мёртвой точки, то надо ожидать многих потрясений — от банального роста преступности и убийства стариков до организованной экспроприации «дворцов».

Истрия учит, что она никого ничему не учит. Кто-то там думает, что если есть милиция, внутренние войска, ОМОН и такое прочее, то будет всё нормально. Но в этих органах работают выходцы из той же бедноты. В какой-то момент они могут перейти к созерцанию ситуации, а то и выступить против подобной власти.

Что вы можете предсказать на ближайшие лет пять?

Я предполагаю, что придёт всё-таки абсолютно новая политическая сила. Она будет либо либерально-демократической, либо национал-социалистической. Потому что идея социальной справедливости – она не убиенна. Соединить её с национальным чувством очень легко. Само слово «национал-социализм» у нас ассоциируется с Гитлером и холокостом, но если отбросить эти крайности, то он может завоевать популярность при отсутствии ксенофобских высказываний. А в остальном, эта идея способствует развитию экономики, поднятию жизненного уровня. Печально в этом лишь то, что социализм требует ограничения демократии, он ориентирован на государственное регулирование. В перспективе это замедляет развитие.

Что касается либерально-демократического правления, то эти силы пока ещё не вызрели. И не вызрело в самом обществе понимание смысла либерализма. Обыватель видит это в виде доброго государя, который всем раздаёт, всем помогает. Какая из этих тенденций победит — предсказать в наших условиях невозможно. Хотелось бы, чтобы либеральная, но боюсь, что это из области надежд и иллюзий.

Беседовал Андрей Маклаков, Диалоги

2011-02-09 11:44:27