Становление нетократии

Сегодня Интернет изменил очень многое, да почти все. В тоже время, человечество столкнулось с тем, что коммуникация – это, конечно, хорошо, но этого «хорошо» не должно быть слишком много. На фоне неразберихи с авторскими правами и потоками неточной, некачественной информации, своевременное получение точной и нужной информации катастрофически затрудняется. Проблема «слишком много информации», которая раньше была знакома лишь крупным руководителям прошлого, сегодня распространилась повсюду.

Еще совсем недавно на Интернет возлагались колоссальные надежды как на «инструмент, который должен способствовать окончательному триумфу демократии»… Вместо этого мы получили «смену ролей» государства, парламентской демократии, политических партий, да и всей политики как таковой.

Что изменил Интернет рассказывает известный украинский философ Сергей Дацюк

Ред.: Сергей, вы были одним из первых, кто стал серьезно рефлексировать виртуальную реальность, глубоко исследовали философские аспекты «новых вводных», без который многие сейчас даже представить свою жизнь не могут. Однако, авторы когда-то нашумевшей книги «Нетократия» А.Барт и А.Зодерквист утверждают, что «никакой настоящей реальности больше не существует, только виртуальные арены, на которых даются представления». «Виртуальная среда становится полным синонимом «окружающей среды»». Вы разделяете их позицию? Как, насколько далеко виртуальная реальность может нас увести? И будет ли это «прекрасное Далеко» виртуального мира настолько прекрасным?

Д.С.: Нетократия построена на стратегическом или смысловом управлении миром. Сетевое управление это, во-первых, создание сети смыслов, где люди, как участники сети, оказываются носителями этих смыслов. Тем самым проявляется виртуальность этой среды-сети, особая сетевая виртуальная реальность.

В сетевой реальности более привлекательные смыслы вытесняют менее привлекательные смыслы. Это важно именно потому, что актуальная внесетевая реальность очень часто обессмысливается принуждением к бессмысленным вещам, продиктованным усилением чьей-то власти, увеличением чьего-то богатства, подтверждением чьего-то статуса. Сеть позволяет избавиться от всех этих актуальных вещей и связей с ними и создать ситуацию, при которой сильные смыслы могут свободно самовоспроизводиться, курсировать и поглощать все иные более слабые смыслы.

Таким образом, нетократия это власть технологически развитого общества над социальным миром через посредство информации, которая становится как бы отдельной виртуальной средой. Однако информатизированная виртуальная реальность не является панацеей от проблем актуального мира. Бен Элтон в книге «Слепая вера» показывает, что само по себе технологически развитое общество через посредство сетевых коммуникаций может вполне жить по принципам Средних веков.

Нетократию пытаются понимать чаще всего прикладным образом. Мануэль Кастельс пытается понимать ее, исходя из социального контекста внесетевого мира, хотя нетократия в своей ориентации создает принципиально новое сетевое общество за пределами актуальной социальности. Евгений Гильбо, на понимании которого построена статья в русской Википедии, пытается понимать нетократию из предметного и весьма условного содержания «постиндустриального общества», используя классовую теорию Маркса. Подобным образом, поступили и в английской Википедии — там нетократию как концепт сравнивают с концептом Ричарда Флориды о креативном классе. Бард и Зодерквист пытаются понимать ее концептуально, но все еще не сущностным образом.

Прежде всего, нетократия не есть абстракция о какой-то условной сетевой власти. Изучать ее можно на вполне уже состоявшемся массовом социальном опыте — коммуникации в Интернет.

В свое время я попытаться сформулировать суть нетократии (без употребления этого термина) в работе 1997 года «Парадоксальная интенция свободы в Интернет»  — власть Интернет есть власть поверх статусов актуальной социальности, где преодолеваются ее законы и ее юридические запреты. Парадокс заключается с том, что свобода в Интернет приобретает свое собственное ограничение: непосредственное столкновение личной свободы с личной свободой других вне участия институциональных запретов и ограничений государства или религии. В другой своей работе 1998 года «Кодекс личных прав» l— я рассматривал Интернет как общественный договор поверх институциональных статусов актуальной социальности. В этой работе предлагался концепт «личной власти», которая является основой всякой нетократии.

Основной тезис нетократии — талант в Сети доминирует и привлекает внимание, поскольку там ему не нужно бороться за доступ к коммуникации, в отличие от актуальной социальности, где институты и статусы создают иерархический доступ к коммуникации. Однако Сеть не лишена тех же недостатков, что и мир актуальной социальности — в Сети точно так же существует реклама, спам, паразитирование на коммуникации (троллинг).

Креативный класс, продвигаемый Ричардом Флоридой в качестве нового нетократического субъекта, лишь частично талантливый, не является автоматически более привлекательным в Сети и в актуальной социальности. В периоды избыточного развития паразитарной экономики фондовых рынков и всяческих деривативов до кризиса 2008 года креативный класс был в своем большинстве столь же паразитарным. Преодоление статусных границ актуальной социальности в Сети для сексуальных меньшинств может быть положительным, но все то же самое для насильников, педофилов и террористов может оказаться серьезной проблемой как в Сети, так и вне Сети.

Ред.: Если все же еще раз обратиться к вышеназванной книге, то ее авторы констатируют, что одно из свойств нетократии заключается в том, что «движение протеста будет страдать от хронической нехватки лидеров» и отсутствия идеологии в традиционном смысле слова. (Напомню, что книга была написана больше 10 лет назад и это «пророчество» как и многое другое действительно воплотилось в жизнь). Меняется роль государства, парламентской демократии, политических партий, политики как таковой… А ведь еще совсем недавно на Интернет возлагались колоссальные надежды как на «инструмент, который должен способствовать окончательному триумфу демократии»… Что не срослось?

В книге Барда и Зодерквиста «Нетократия» (2000 г.) построена интересная концепция сетевого общества и сетевой власти. Если книга Кастельса это научное исследование, то книга Барда и Зодерквиста это концептуальная мифология, написанная в лучших традициях французских постмодернистов — новые представления вводятся за счет новых слов и минимальных представлений, стоящих за ними, но без каких бы то ни было невербальных схем и конструктов, без каких бы то ни было принципов оперирования ими.

В книге «Нетократия» говорится, что в основе сетевой власти — три фигуры: этерналист, нексиалист и куратор. На взаимодействии этих трех ролей основана нетократия как власть. Причем эта сетевая власть есть лишь управляющая сеть. Сеть же управляемых составляет консьюмтариат — потребители как таковые. Базовый процесс, который связывает консьюмтариат с нетократами и который производит вертикальное перераспределение позиций внутри самой нетократии — аттенционализм, то есть борьба за внимание. Наибольшую нетократическую власть в нетократии имеет та позиция, к которой обращено больше внимания как иных нетократов, так и собственно консьюмтариата. Иначе говоря, происходит нетократическое искривление актуального мира экономики и политики посредством сетевого управления.

Являются ли этерналисты, нексиалисты и кураторы новыми сетевыми лидерами? Отнюдь. Они всего лишь функции сети. Сетевые лидеры это позиции, производящие новые смыслы. Именно в момент производства нового смысла, организуется новый узел сети, в котором из этерналиста или нексиалиста появляется новый куратор. Однако именно в силу динамического характера сетевых изменений, куратор не может стать куратором надолго. Чтобы им оставаться, он обязан непрерывно производить новые смыслы. Иначе говоря, сетевое лидерство это лидерство в производстве новых смыслов, что в личностном плане выдержать очень сложно. Причем, обратите внимание, что этот процесс очень слабо поддается институционализации из актуального мира.

Бард и Зодерквист предполагают, что нетократия есть непосредственное осуществления сингулярности, где физическое пространство и пространство власти совпадают. Отсюда совершенно логично можно предположить, что сетевой виртуальный мир будет отражать актуальный мир, то есть, что в сетевом мире демократия будет доминировать точно так же, как она доминирует в актуальном мире.

Однако это не так. Немецкий социолог Никлас Луман в своем докладе в 1994 году и в последовавшей за ним книге «Реальность массмедиа» предложил представление о медиареальности как совершенно отдельной реальности, где происходит формирование власти. Более того, в своей работе «Власть» Никлас Луман показывает, что власть в информационном обществе есть, прежде всего, коммуникация. При таком подходе существует совершенно отдельная реальность (медиареальность), где формируются, изменяются, фиксируются и перераспределяются властные отношения. Это означает, что политика современного мира всецело переходит в медиарельность — до такой степени, что актуальной политики практически не остается. С другой стороны, авторитаризм и тоталитаризм возможны в Сети точно так же, как они возможны в актуальном мире.

Мануэль Кастельс в своей книге «Информационная эпоха: экономика, общество и культура» (3 тома 1996-1998, русский перевод — 2000) обрисовывает сетевую культуру. Прежде всего, он анализирует сетевые предприятия с точки зрения культуры, а также связанные с ними институты и организации информационной экономики. Затем он показывает социальные трансформации труда и структуры занятости, описывает новых сетевых работников и работников с гибким рабочим днем. Он также делает вывод о конце массовой аудитории, на смену которой приходят сетевым образом организованная аудитория с интерактивными средствами связи и средствами непосредственного действия, возникающего в виртуальности сети и участвующего в актуальной реальности.

Географическое пространство в сетевом мире отрывается от места и интегрируется в функциональные сети, создавая пространство потоков и вневременное время. В таком сетевом мире единицей взаимодействия становятся новые сетевые идентичности. На место старых идентичностей, порожденных символическим взаимодействием в процессе социального производства на определенной территории, приходят идентичности, порождаемыми конструированием новых смыслов, которые уже не привязаны к территории и традиционным формам актуального производства. Это означает, что нетократия сетевым образом фиксирует распад государства, нации и территории, на который указывает Зигмунд Бауман. Нетократия по Кастельсу это разрушение геополитики как таковой.

Ред.: Начало революции в арабских странах многими экспертами связывается с победой социальных сетей: сети их породили, организовали… В других странах также наблюдалась ситуация, когда внешнее воздействие шло посредством Сети. Как вам кажется: в состоянии ли кто-то посредством Интернет и манипуляций общественным мнением, довести отдельно взятую страну до революции? В рамках, например, выполнения чьих-то внешних, геополитических задач?

Книги Кастельса, Барда и Зодерквиста, Лумана и Баумана, предвосхищают принципиально новый поворот, осуществленный уже в связи с Фейсбуком (2006) — возникновение и быстрое занятие доминирующей позиции в коммуникации, экономике и политике социальных сетей. Фейсбук — первая теоретико-практическая модель (и рабочий инструмент) работы с новыми сетевыми идентичностями.

Чтобы понять, как при помощи сетевой коммуникации можно осуществлять управление актуальной коммуникацией, нужна довольно сложная коцепция. Такую сложную концепцию я попытался построить в работе «Конструирование медиареальности» в книге «Горизонты конструктивизма» (2010).http://lit.lib.ru/d/dacjuk_s_a/text_0040.shtml#_Toc277399933 В этой моей работе сеть строится на основе ее собственного содержания, а властные отношения задаются не социальными позициями, а типами формального управления коммуникацией. Эта работа позволяет увидеть, из каких конструктивных элементов, в каком структурном распределении (слои, уровни, пространства), в каких форматах коммуникации порождается власть. Именно там возникает возможность смоделировать практически все ситуации управления коммуникацией.

Чтобы управлять коммуникацией актуального мира, коммуникация сетевого мира должна быть смыслообразующей. Если смыслы, курсирующие в Сети, будут более привлекательными и мощными, нежели смыслы актуального мира, Сеть будет неизбежно управлять актуальным миром. Но ровно до тех пор, пока Сеть будет позволять производить более мощные смыслы.

Продуцируемые через Сеть смыслы западного образа жизни обладают управляющим воздействием на незападный мир (например, арабский мир) до тех пор, пока эти смыслы являются более мощными. Однако мировой кризис существенно изменил эту ситуацию. Возникло распределение смыслов в сети — старые смыслы (или смыслы старого мира) и новые смыслы (смыслы нового мира). Старые смыслы все еще пытаются управлять кризисным миром. А людей, которые ищут новые смыслы, очень мало. Ведь чтобы искать новые смыслы, нужно знать, по каким признакам искать эти смыслы.

Ну вот скажем, если бы мы прибыли из будущего в конец XVIII века, то мы бы искали книгу Канта «Критика чистого разума» как содержащую смыслы будущего. Но каково было современникам Канта? Они ведь знали великого философа Вольфа, а о Канте никто и не слышал. Представьте, что в XVIII веке был бы Интернет. Помогло бы это людям найти труд Канта как смыслообразующий для будущего? Вряд ли. И сейчас такая же ситуация. Сеть мало чем помогает для поиска смыслов, даже при наличии в ней мощных поисковых систем. Чтобы обнаружить смысл будущего, нужно знать, по каким словам искать. Но даже этого не достаточно.

Социальные гуманитарные институты устроены по принципу моды не менее сильно, нежели производство одежды. Как только некий смысл объявляется имеющим отношение к будущему, его сразу же начинают профанировать в массовом порядке. Коммуникация вокруг потенциального смысла будущего возрастает лавинообразно. Уже через месяц, вновь обнаруженный смысл будущего, будет профанно мультиплицирован в поисковых системах. Действительно важные смыслообразующие тексты с искомым смыслом будет обнаружить все так же сложно, как и до этого.

Поэтому смысл это самая динамичная и вечно ускользающая от внимания единица реальности. Именно поэтому, если нет каких-либо актуальных предпосылок в той или иной части актуального мира для революционного изменения реальности, то никакими сетевыми средствами это умышленно сделать нельзя. Как бы не действовали пропаганда и сетевой пиар, человечество внутри любой цивилизации и культуры, остается очень чувствительным к смыслу и бессмысленности, и умеет интуитивно отличать одно от другого.

Ред.: Как известно, нетократия создает «виртуальную собственность». Что составляет основу новой, виртуальной экономики? Как будет выглядеть net—economics?

Тут нужно четко разграничивать понимание виртуальной экономики и собственно сетевой экономики. Ведь, например, паразитарную экономику деривативов, долговых обязательств, включая суверенные долги, тоже можно рассматривать как виртуальную экономику. Собственно сетевая экономика это экономика, построенная не просто на открытой коммуникации и всеобщем доступе, как это любят говорить в демократических странах.

Собственно сетевая экономика это, во-первых, экономика дарения, где нет места прибыли в ее традиционном понимании. Самой эффективной экономикой в Сети является экономика, основанная на доверии и безвозмездном дарении: «do ut des» («даю, чтобы ты дал»). Появившиеся системы «андроид-маркет» («гугл-плей») и «эппл-стор» для телекоммуникационных устройств показывают, что бесплатные версии распространяются не менее активно, нежели платные.

Во-вторых, это сетевая экономика начисто лишена понятия частной собственности. В Сети места частной собственности нет. В Сети существует распределенная собственность. Кто будет пытаться проводить в Сети проприетарные действия, неизбежно будет терпеть крах уже в среднесрочной перспективе. Сеть в перспективе находит способ, как обойти любые попытки собственнических ограничений.

В-третьих, сетевая экономика построена на авторском праве, которое сохраняет авторство, но избирательно относится к авторскому праву как интеллектуальной собственности, ориентированной на получение прибыли. Особое место в Сети занимают целостные тексты и электронные книги, как архаичная форма существования текстов вне сети, приспособленная к электронной форме распространения.

Сеть лучше всего приспособлена для обмена идеями и информацией. В качестве экономической системы актуального мира Сеть всегда будет выполнять лишь дополнительные функции. В сети неэкономический смысл более важен, чем экономический.

Поэтому можно приблизительно сформулировать принципы сетевой экономики: 1) автору принадлежит воплощение идеи, а не идея; 2) лучше продается то, часть чего дарится; 3) реклама не должна быть назойливой и т.д.

Ред.: Последняя встреча в Давосе включала в себя и панель об интернет-образовании – что это и зачем?

Интернет-образование может транслировать знания лишь в том случае, если оно выполняет следующие требования: 1) информация вписана в картину мира будущего, которое имеет позитивную перспективу; 2) информация не является эклектичной, она в своем большинстве системно упорядочена, причем это упорядочивание разнообразно по подходам; 3) информация является так или иначе действительной и практичной, то есть она не замкнута сама на себя (не относится к той же реальности Сети), а охватывает всю действительность (всю совокупность реальностей) в которой жизнедействует человек.

Интернет-образование есть логичное развитие концепции массового образования: нивелирования роли «авторитарного» учителя, переход от модернистских систематических знаний к постмодернистскому набору информации, толерантность к ненаучным концептам и мистико-магической фентези, отказ от формирования сложных компетенций, для которых необходима непосредственная личностная передача умений. Однако, чем больше в Интернет массового образования, тем больше дистанция к подлинному образованию, где по-прежнему велика основополагающая роль научных концептов, управляющая роль учителя, производящего системность знаний и сложные компетенции.

Однако самой серьезной проблемой Интернет-образования является неспособность транслировать мотивации и новые смыслы будущего внутри образовательных концептов. Новые мотивации и новые смыслы будущего по-прежнему транслируются исключительно авторским образом в непосредственной личной коммуникации. Массовое образование в Интернет можно получить, однако специальное, требующее особых сложных умений, и элитарное, требующее весьма сложных компетенций, в Интернет получить нельзя.

Интернет-образование позволяет правительствам и корпорациям экономить деньги на образовании, увеличивая массовость трансляции знаний в виде информации. Однако Интернет-образование не позволяет совершать революции внутри этих знаний. Для этого нужны специализированные клубные социальные сети, ориентированные на работу с будущим. Однако именно этого понимания сегодня и не хватает правительствам и корпорациям.

Ред.: Способен ли Интернет помочь преодолеть мировой кризис? Является ли нетократия новым мировым лидером, который выведет нас из этого кризиса?

В 1970 году вышла книга Элвина Тоффлера «Футурошок». Понадобилось всего 40 лет, чтобы поставить под сомнение главные идеи этой книги. В этой книге Тоффлер предлагает принципиально новое для того времени представление о человеческом восприятии настоящего: футурошок как психологическую реакцию на стремительные и радикальные изменения мира, вызванные ускорением темпов технического и социального прогресса.

В конце ХХ столетия стал ощущаться явный дефицит социального прогресса и замедление радикальных изменений в фундаментальных представлениях науки. Ни генетический прорыв с расшифровкой генома, ни якобы обнаружение бозона Хиггса на Большом Адронном Коллайдере не смогли уже поколебать фундаментальные научные представления.

Наука в ее общечеловеческом институциональном измерении постепенно все больше и больше переходит к детализации наличных знаний, все больше и больше отказываясь от тех или иных попыток развития фундаментальных знаний. Сегодня фундаментальная наука находится в серьезном кризисе — мы приблизились к фундаментальным основаниям знаний, которые онтологическими средствами науки непреодолимы.

Сегодня уже ни наука, ни технология не имеют самостоятельных и независимых от государства и корпораций целей. На начальном этапе развития науки и техники, отдельные изобретатели еще могли позволить себе делать что-то на собственный страх и риск. К концу ХVIII века научные открытия уже перестали быть уделом сумасшедших ученых — сложность научного оборудования прекратила практику индивидуальной постановки научных целей. Технология продержалась в этом плане чуть дольше. До второй половины ХХ века изобретения «на коленке» и «в гараже» все еще порождали новые направления технологического прогресса. К концу ХХ века технология тоже оказалась развиваемой лишь под государственный заказ или в угоду рынку.

Именно поэтому развитие науки и техники оказалось в полной и исключительной зависимости от тех целей, которые себе ставят государства и корпорации. Раньше государства и корпорации влияли на процесс научно-технического развития, усилено финансируя некоторые направления, но не забывая при этом и о других, покрывая как бы весь спектр научно-технических разработок — как в глобальном выражении, так и в гегемоническом выражении (СССР и США во время холодной войны финансировали весь спектр трендов научно-технологического развития). Сначала от финансирования всего спектра научно-технического развития отказался СССР. Теперь от того же постепенно отказываются и США.

Причем технологическое развитие принципиально не решает проблему замедления научного развития. К концу ХХ века очевидно проявилась тенденция избирательности технологического развития. Вместо более-менее универсального развития технологий на протяжении всего ХХ века, мы получили избирательное развитие тех технологий, которые позволяют наиболее массово продавать продукты с ее использованием на глобальном рынке.

Современные технологии, в том числе сетевые Интернет-технологии, ориентированы целевым образом на два направления — создание комфорта и быстроту взаимодействия мира и человека (быстрота межчеловеческой коммуникации и быстрота преобразования мира в процессе материального производства). Ни то, ни другое не является смыслообразующим, поскольку не создает новых реальностей жизнедеятельности. Неудобно признаваться в этом, но Интернет оказался побочным продуктом чисто военных разработок. Ни одно государство в мире не ставило себе цели изобретения Интернет как принципиально новой реальности (мирового разума).

Темпы технического прогресса снизились с началом в 2008 году общецивилизационного кризиса. Начавший в 2010-е годы стремительное развитие тренд 3d-принтинга уже не сможет принципиально изменить ситуацию. Причина этого лежит на поверхности. Что будет печатать 3d-принтеры? Если базовые мотивации человечества потребительские, то 3d-принтеры будут печатать все то же самое, что ранее производилось без них. Конечно же такое производство будет более оптимальным и гораздо более индивидуализировнным, но это не создает новые смыслы.

Главная причина нынешнего общечеловеческого кризиса — отсутствие новых позитивных перспектив и новых философски осмысленных горизонтов в представлении человечества о своем будущем. Именно это обстоятельство создает основательный дисбаланс — мир по-прежнему изменяется быстро, а темпы смыслообразования сильно отстают от этих изменений. Это приводит к тому, что из мира стремительно уходит смысл.

Оказалось, что позитивное будущее не является естественным ресурсом человечества, поскольку научно-технический прогресс это не некоторое линейное вечное движение, а ограниченное по времени движение в очень четких рамках онтологических оснований и транзитологических горизонтов. Как только онтологические основания перестают углубляться, а транзитологические горизонты перестают расширяться, научно-технологический прогресс вдруг заканчивается.

Такое понимание позволяет принципиально переосмыслить идеи Тоффлера. Футурошок может быть связан не только с процессом преобладания темпов внедрения научно-технологических инноваций над темпами их осмысления и социального приспособления к ним, но и с процессом преобладания технологических инноваций над темпами изменения фундаментальных представлений и новых реальностей, порождаемых этими инновациями, что вынуждает человечество приспосабливать технологические инновации к примитивным мотивациям комфорта и развлечений.

Футурошок, который возникает не от наступления будущего, а от его запаздывания, можно назвать футуродефектом. Бессмысленное будущее, проистекающее из ухода человечества в узкие рамки потребительской картины мира, возникает, прежде всего в новых коммуникационных сетевых средах — в процессе преобладания темпов стихийно развивающейся коммуникации над темпами производства позитивных смыслов внутри нее.

Вопрос не в том, сколько у нас технологических инноваций и как быстро они появляются или транслируются в Интернет. Вопрос в том, на что в цивилизационном плане ориентированы наши инновации. Например, антигравитация может служить созданию принципиально новых средств космических перелетов, а может использоваться исключительно для создания новых игрушек для развлечений. В первом случае она принципиально изменит мир и делает его более осмысленным за счет новых внепланетных перспектив развития человечества. Во втором случае, она всего лишь длит наличное комфортное существование в рамках наличных устаревших и всем надоевших смыслов.

В современном мире возникло серьезное напряжение — мир продолжает быть быстрым (он становится еще быстрее), однако новые технологии больше не вызывают шока, поскольку результаты их воплощения канализируются в утилитарных областях применения, а их смыслообразующие возможности блокируются в средствах коммуникации. Если сетевой коммуникации не придавать смысл позитивной перспективы, то в сетевой коммуникации люди будут обсуждать процесс потребления, удовольствия и развлечения.

Источник:  Диалоги