Хорватский опыт. Повторит ли Украина ошибки Югославии?

В украинской экспертной среде еще с начала 2014 года стало модно употреблять словосочетание «хорватский сценарий». В основном, его употребляющие имеют в виду операцию «Oluja» («Буря»), кинематографически эффектного генерала Готовину и падение Книнской Краины. В комплекте непременно идет рассказ о том, что «сербы как русские», «мы как хорваты» — сегодня и сейчас готовые побеждать врага исключительно военной мощью и силой стратегического мышления.

Но сегодня, когда о «хорватском сценарии» заговорил Премьер-министр Украины, заявив о всех наличествующих предпосылках для передачи опыта хорватской стороны, речь идет не о Книнской кампании. А о другом, куда менее бравурном и популярном эпизоде сербо-хорватской войны, которая самими хорватами именуется не иначе как Domovinski Rat (Отечественная война), – о «мирной реинтеграции» так называемой Сербской автономной области Восточная Славония, Бранья и Западный Срем, более известном как «мирная реинтеграция Вуковара».

Границы идентичности

Югославия, в своей социалистической ипостаси, задумывалась Тито как неразложимая конструкция. Иосип Броз полагал, что послевоенная Югославия (СФРЮ) остро нуждается в снятии крайней межнациональной напряженности, и определил границы республик, входивших в состав СФРЮ не в соответствии с расселением этносов. То есть искусственным образом народы, населявшие Югославию, оказались вне привычных себе и желаемых границ республик, формально оставшись в своих домах с правом широкой культурной автономии, которое реализовывалась крайне неравномерно. Не говоря уже о том, что в Хорватии, которая присоединилась к Тройственному пакту из идейных соображений, и участвовавшей помимо Второй Мировой в войне с боснийцами и сербами внутри страны, гнев против партизан Тито полыхал до тех пор, пока участники усташеского движения оставались в живых.

Броз считал, что со временем различия между сербами, хорватами и боснийцами схлынут, и выкристаллизуется новый «югославский народ». Этот проект благополучно провалился, так как к началу Югославских войн, даже тот ничтожно малый процент населения, идентифицирующий себя с этим «народом», желал сохранения Югославии в ее прежних границах, с чем категорически не могли согласиться в первую очередь хорваты и словенцы, интерпретировавшие это как великосербский шовинизм. Тенденции к национализму и желание получить национальные автономии в Хорватии и Словении всегда было выше, чем в других республиках.

В Хорватии причинами служили сразу несколько факторов: религия, ряд неснятых в обществе вопросов со времен Второй Мировой – хорваты упорно продолжали настаивать на праве на свою героику, свой национальный миф, что в итоге привело к появлению третьего фактора – языкового, пусть и созданного искусственно. В ходе Хорватской Весны 60-х гг. ХХ века хорваты попытались вычленить из сербохорватского языка непосредственно хорватский, искусственно наводняя речь неологизмами, формируя новую, отличную от сербской и латинской, лексику. В Словении изначально говорили по-словенски, но здесь на первый план выходил экономический фактор: Словения была самой богатой республикой «самой капиталистической из социалистических держав», потому имели место обиды на факт необходимости отчисления средств в Белград. После, когда эту риторику переняли и хорваты, у Югославии в ее прежнем виде оставалось очень мало шансов на дальнейшее существование.

Вуковар\Vukovar?

Вуковар – большой промышленный город в Вуковарско-Сремской жупании. Граница с Сербией здесь проходит по Дунаю. Но на самом деле ментальная Сербия начинается еще на улицах Вуковара: значительная часть населения пишет кириллицей, всячески способствовала ее националистическому ренессансу в 90-е гг. и болеет за белградскую «Црвену Звезду». Согласно социологическим данным 1991 года, 43% населения Вуковара составляли хорваты, 37% — сербы. И такая статистика образовалась не в ходе этнических чисток, насильственных перемещений народов или других факторов, которыми полна история СССР. Данная ситуация сложилась целиком и полностью из-за решения Тито о демаркации границ этим, а не каким-либо другим образом. И, разумеется, столь небольшой перевес хорватского большинства над сербским «меньшинством» не мог не привести на фоне роста националистических настроений к уличным боям.

Тогдашние власти Вуковара понимали, что придется либо вступать в долгие и кровопролитные бои, в которых столкнутся не какие-то пришлые вражеские войска и тогда еще только создающаяся хорватская самооборона (так называемая Национальная гвардия Хорватии, собственной армии на момент начала войны у Хорватии не было), а непосредственно коренные жители Вуковара, либо пытаться вести мирные переговоры. Попытка наладить диалог о нормализации ситуации в Восточной Славонии была предпринята 9 апреля 1991 года. Сербскую делегацию возглавлял глава местного отделения Сербской демократической партии Горан Хаджич, хорватскую — начальник полиции Осиека Йосип Рейхл-Кир. Но переговоры оказались под угрозой срыва из-за инцидента в Боровом Селе: 1 мая сербы, которых в населенном пункте, находящемся на границе Вуковара и Осиецко-Браньской жупании было большинство, вывесили югославский флаг в честь праздника. Четверо хорватских полицейских попытались установить вместо югославского флага хорватский, что не удалось, и хорваты были взяты в плен. На следующий день попытку установить хорватский флаг повторили 200 хорватских добровольцев. Все закончилось беспорядочной стрельбой, в ходе которой были убиты некомбатанты. Несмотря на события 1-2 мая в Боровом Селе, переговорный процесс правдами и неправдами удалось удержать на грани распада и – более того — продолжить его. 1 июля Рейхл-Кир, заместитель председателя исполнительного совета Скупщины Осиека Горан Зобунджия, депутат Скупщины Милан Кнежевич и мэр Тени Мирко Турбич отправились в Теню для продолжения переговоров. На дороге они были остановлены группой полицейских во главе с хорватским эмигрантом из Австралии Антуном Гуделей, главой Хорватской демократической партии в Тене. Полицейские расстреляли делегацию, выжил только Турбич, чудом не скончавшийся от тяжелейших ранений. Переговорам не суждено было продолжиться и стало ясно, что Славония оказывается в центре настоящей войны.

Через месяц после провозглашения Хорватией независимости 25 июня 1991 года, около 30 % территории страны находилось под контролем ЮНА и ряда вооруженных формирований, позиционировавших себя как представителей краинских сербов. В ходе боевых действий Дубровник, Госпич, Шибеник, Задар, Карловац, Сисак, Славонски-Брод, Осиек, Винковци и Вуковар подвергались сверхмощным обстрелам со стороны югославских войск, которым была дана установка на победу любой ценой. Во время боев за Далмацию и Славонию лидером Сербской добровольческой гвардии, которая отличалась нулевой толерантностью к врагу и добывала оружие и провизию исключительно боем, Желько Ражнатовичем, была произнесена легендарная фраза, ставшая впоследствии самым кратким и емким объяснением сербской позиции в отношении территорий экс-Югославии:

«Задар, Шибеник, Дубровник, Сплит — это сербские города, в которые силой вселились католики. Наконец пришло время их оттуда выгнать. Мы боремся за полное возвращение границ бывшей Югославии, так как это сербские границы. Словения вновь будет Сербская Словения, Хорватия — Сербская Хорватия, Босния — Сербская Босния, Македония — Сербская Македония. Словения должна стать сербской, потому что я там родился, и потому что словенцы объединились с нашими врагами — усташами, поэтому мы обязаны нанести им военное поражение, а победитель имеет право по своему желанию проводить границы и давать завоеванным территориям имена — какие хочет».

ООН, понимая всю серьезность гуманитарной ситуации на территории всей Сербской Краины, вводит эмбарго на поставку оружия как Хорватии, так и Югославии. Хорваты правдами и неправдами, по непомерно завышенным ценам, покупали оружие на черном рынке и отвоевывали его у ЮНА и СДГ в бою. Хорватское руководство также разрешило въезд в страну представителям усташеского движения, проживавшим за границей, с правом присоединиться к рядам создающейся буквально в разгаре боевых действий Хорватской армии.

В августе 1991 года в ответ на блокаду югославского гарнизона в Вуковаре, подразделения ЮНА перебросили дополнительные силы в Восточную Славонию и начали штурм города. Одновременно с осадой Вуковара бои шли на территории всей Восточной Славонии, у Осиека и Винковцев. В сентябре у вуковарских хорватов не оставалось шансов: город был полностью окружен силами ЮНА и СДГ. 204 бригада и формирования местных хорватов-ополченцев обороняли город, отбиваясь в тяжёлых уличных боях от элитных бронетанковых и механизированных бригад ЮНА, а также СДГ и отрядов Территориальной обороны местных сербов. В рядах 204 бригады был и легендарный в Хорватии Благо Задро – посмертно генерал-майор Хорватской армии, который своим личным авторитетом удерживал солдат от капитуляции, обороняя до конца так называемую Трпиньскую дорогу жизни, через которую могла прийти военная поддержка со стороны Осиека. Но она не пришла, и генерал-майор Задро был зверски убит, а тело его найдено и перезахоронено только в 1998 году.

Осада Вуковара продлилась 86 дней, около 22 000 жителей были изгнаны из города после перехода Вуковара под контроль ЮНА. В боях за один только Вуковар погибло свыше 3000 человек (как комбатантов, так и гражданского населения).

В декабре 1991 года хорватская армия провела контрнаступательную операцию «Оркан-91», в ходе которой были освобождены Пакрац и Нова Градишка, что имело стратегическое значение для проведение легендарной и победоносной «Олуи» (освобождение Книна), наряду с операциями «Скок-1» и «Скок-2». Эта операция сопровождалась массовыми чистками и убийствами сербского населения в Славонии. Этнические чистки сербов хорватской армией были проведены в 10 городах и более чем 180 селах Западной Славонии, откуда бежали по самым скромным оценкам 50 000 сербов. Окончание операции ознаменовало завершение первого этапа сербо-хорватской войны, поскольку в январе 1992 года при посредничестве представителей иностранных дипломатических миссий было подписано соглашение о прекращении огня (15 по счету).

15 января 1992 года Хорватия была официально признана Европейским сообществом. В начале 1992 года ЮНА начала вывод войск с территории Хорватии, однако занятые ею территории остались под контролем сербских сил, так как многие подразделения ЮНА в этих районах состояли полностью из местных сербов и затем были переформированы в подразделения вооружённых сил Сербской Краины.

Эрдут: контраст бумажного и реального мирных договоров

После однозначной победы хорватских войск в боях за Книн и так называемую Книнскую Краину, официальный Брюссель умолял хорватов не повторять столь же масштабных военных операций в Славонии и Западном Среме. К тому времени сербы уже окончательно увязли в Боснии и Герцеговине, и оборонять Славонию не могли – как физически, так и из-за отсутствия политической воли как у руководителей Краины, так и у самого Милошевича. Однако, в книге «Падение Республики Сербская Краина» участника тех событий, уроженца Украины Олега Валецкого, приводится противоположный взгляд на собственно военную ситуацию:

«В своей статье «Как защитить Краину» в журнале «Дуга» бывший министр обороны СФРЮ Велько Кадиевич сравнивал тогда боевые возможности армии Хорватии и СВК (Сербского войска Краины). Согласно его данным, против 1320 орудий и минометов хорватской стороны РСК выставила 560, против 300 хорватских танков она имела 240 танков, против 72 РСЗО она имела 28, против 160 БТР и БМП она имела 84, против 230 противотанковых пушек она имела 195, против хорватских 72 ПТРК она имела 74, против 280 ЗРК — 286, против 380 ЗСУ и ЗУ — она имела 590, против 22 боевых самолетов она имела столько же — 22, а против 18 боевых вертолетов — 19 своих».

Но все же в политическом контексте мнения балканистов едины: сербская Славония не состоялась, потому что ЮНА избрала своим приоритетом БиГ.

12 ноября 1995 года были подписаны так называемые Эрдутские соглашения, которые являли собой воплощение штампа «за все хорошее, против всего плохого», но только на бумаге. В самом тексте соглашений нет ни одного слова об амнистии, но есть позволение вернуться всем, кто проживал в Вуковаре на момент начала войны и во время самих боевых действий. Но воплощение соглашений де-факто повлекло за собой широкомасштабную амнистию для военных преступников, так как для закона абсолютно не имело никакого значения – ушел проживающий на момент начала войны как беженец, или вместе с ЮНА в Боснию и Герцеговину. Ряд сложностей в юридической плоскости возникал из-за того, что военные преступления не документировались непосредственно во время боевых действий, и ничего нельзя было доказать: на одной улице проживали мародер и его жертва, убийца и семья убитого. Совместное патрулирование Вуковара сербскими и хорватскими полицейскими не принесло желаемого роста доверия к полиции, скорее, полностью нивелировало его.

Нерешенные проблемы этого края выливались в ряд уличных боев много позже завершения Хорватской войны за независимость. Особую популярность и огласку приобрели столкновения 2013 года в Вуковаре, когда рядом с табличками на админзданиях на латинице разместили продублированные названия на кириллице. Во многом, об этом инциденте говорили так много и громко, манипулируя и передергивая, благодаря влиянию российского телевидения. Тогда же, в 2013 году на экраны выходит пропагандистский псевдодокументальный фильм «Код Кирилла», где россияне рассуждают о латинизации как о происках самого дьявола и небогоугодном деле, и вся аргументация строится вокруг мифа о «сербском Вуковаре», дословно апеллируя к сербо-хорватской войне как к результату нежелания славян жить «согласно завету Кирилла и Мефодия».

Однако, все попытки русской пропаганды вывернуть ситуацию в Вуковаре наизнанку, не меняют действительности: там остались хорваты, и там остались сербы, для которых ничего еще не закончилось. На территориях бывшей Сербской Краины отмечается тенденция к возрастанию уровня хорватского национализма. И если в основном хорваты и сербы в возрасте от 25 до 30 лет совершенно спокойно общаются между собой, то даже молодые жители Вуковара, Книна, Шибеника и особенно Сплита демонстрируют свою приверженность идеям движения усташей и единственная приемлемая форма диалога для большинства тамошних хорватских националистов с сербами – это уличные драки.

Эпилог

-Да ты не понимаешь, что такое эта реинтеграция! Не понимаешь, что такое, когда по одной улице с твоим отцом, офицером той войны, ходит человек, который стоял по другую от него сторону! Он сербский флаг поднимал! – горячится ровесник хорватской независимости Мате, уроженец города Осиека. Он должен был родиться в Вуковаре и он об этом знает. Просто Осиеку тогда повезло больше, если здесь вообще можно говорить о везении: город сразу, в 1991, вошел в состав независимой Хорватии, правда, сильно пострадал от обстрелов. Мате считает себя усташем, носит футболку с лозунгом усташеского движения: «Za Dom – spremni!”, что значит «за Родину – готовы». Он не может помнить тех событий, но парадоксально помнит.

— Надо – я пойду воевать, как отец. Я в 2013 был там, в Вуковаре, когда громили таблички. И ни о чем не жалею. Будут беспорядки – поеду еще.

А беспорядки обязательно будут, и события 27 мая этого года во время Вечного Дерби Белграда тому подтверждение: вуковарские фанаты Црвены Звезды вынесли баннер, где на фоне сербского флага написано «Вуковар» кириллицей, рядом с которым разместили портрет лидера четнического движения Драже Михаловича. И такие прецеденты будут и дальше иметь место, пока не решен вопрос с настоящей реинтеграцией и пока виновные в военных преступлениях не понесут наказание. Виновные по обе стороны от Дуная.