Доверие — обыденность добра

Как подсказывает мне интернет, моё имя в доступном мне украинском дискурсе ассоциируется с моралью. Иногда негативно - «Бергер со своей моралью!», иногда позитивно - «Бергер со своей моралью!», но по любому неплохо.

Хотя, мне бы хотелось, чтобы читатели также заметили, что другим номером моей программы является доверие. Как в тезисе о том, что любое общество, да и вообще любое человеческое взаимодействие базируется на доверии, а не мудрёных терминологиях учёных и неучёных знатоков.

Я много об этом писал в прошлом, так что быстренько пробегусь для напоминания. Социальная жизнь без взаимного доверия невозможна, иначе это не социальная, да и не жизнь особо. Понятно, что пока мы бродили мелкими семейным группами собирателей-охотников, доверие означало родовую, кровную связь. А вот когда из-за возникновения избыточно-продуктивного хозяйства человеки осели и невероятно расплодились, то простого прямого кровного родства для доверия стало недостаточно. Всех просто и не упомнишь, а жить то как-то надо, желательно без конфликтов. И тут возникает связующее, промежуточное звено, именуемое в простонародье государством. Я не знаю тебя, ты не знаешь меня, но мы оба знаем его и пока мы ему доверяем, мы можем доверять и друг другу, не зная друг друга. Примерно так.

Вся наша повседневность зависит от доверия к другим членам общества. Хотя бы потому, что жить в постоянном напряжении вредно для здоровья, стресс — главный убийца. И с этой точки зрения совсем неважно как устроено общество и государство, главное, чтобы там имелось доверие к институтам и личностям. А феодальное ли это королевство, тоталитарная империя или совсем разнузданная демократия — не так и принципиально.

Скажем, дело было не в том, что Российская империя или СССР были репрессивными или экономически развитыми, а в том, что в какой-то момент истории они пользовались доверием населения, а потом его потеряли.

Проблема всех технократов и меритократов в том, что они представляют общество и экономику в виде риторического упражнения или заводного механизма, без души и эмоций. Щас мы наймем политологов, а те всё как надо замутят, проведём реформочки — и всё завертится- закрутится. Работает, но не везде, а там, где в обществе имеется доверие к власти и между собой. Вот если бы Советский Союз таки спромогся на реформы в 1960-х, когда доверие к правительству и партии в послесталинское время было высоким, то история бы пошла иначе. Но самотлорская нефть сделала возможным это доверие покупать и без реформ. Поэтому когда Горбачёв устроил перестройку, было поздно. Покупать доверие стало нечем, а запоздалые реформы ничего уже не меняли — народ стал расползаться по республикам, полагаясь на то, что в местном масштабе доверие проще создать и сохранять.

Проще — но не обязательно возможно. Если излишне фокусироваться на насилии и распределении благ как единственных функциях государства, то созданием атмосферы доверия можно и пренебречь. В результате доверие к правительству, парламенту и судебной системе ниже плинтуса, несмотря на все реформы, потому что никто и не думает о доверии, как необходимой основе общества. Напротив, поощряется конфронтация и непримиримость. Это считается принципиальной позицией. Разрушение целого общества во имя торжества мелкой идеологии.

Это глобальная тенденция. В тех же США доверие к институтам власти стабильно падало с начала 1960-х, а сами политики делали всё, чтобы это заслужить. Избрание Трампа просто стало завершением этого тренда, когда его противник Хиллари Клинтон собой олицетворяла потерявший доверие американский политический истеблишмент. Она-то на самом деле была знающим и опытным политиком, но вот доверия к ней не было.

Потому что партии начинают в какой-то момент представлять не сегменты одного общества, а разные общества в целом. Доморощенные специалисты по Америке очень ведутся на Black Lives Matter и воображаемых “леваков-либералов”, но не знают, что с 1950-1960-х годов в американской политике всё большую роль стали играть так называемые евангелисты, члены всевозможных протестантский течений, которые поведены на Ветхом и Новом Заветах, воспринимают их буквально, и считают, что там есть некоторые фундаментальные вещи, которые неподвластны течению времени. Знакомо? И хотя они составляют всего лишь 6-17% процентов населения, их влияние на политику стало чуть ли не определяющим. США раньше считалась достаточно секулярной страной со свободами, где на устроителей «обезьяних процессов» 1920-х смотрели со снисходительной насмешкой. К 1970-м страна, казалось, вошла в современность, эмансипировав женщин и меньшинства, разрешив аборты и отменив смертную казнь. И тут нарисовались эти самые фундаменталисты, которые из свобод любили только свободный рынок. Это долгая и интересная история, но если коротко, то к 2000 году эти ребята довольно неслабо влияли на политику страны, успешно проталкивая или используя политиков в нужных точках. Для контроля направления движения США достаточно контролировать Сенат и Верховный Суд, и этого так самоназываемое «Моральное большинство» (поскольку в реальности это меньшинство, но вспомните историю с большевиками-меньшевиками), похоже, добилось. Президент Трамп, который сам не религиозен, но очень честолюбив, будет делать всё, чтобы зацепиться за власть, а, значит, продолжать ублажать евангеликов. Например, если не запретить, то максимально ограничить аборты, а, заодно, еще чего-нибудь. Главное, чтобы поближе к шариату по-христиански. И в отличие от разрозненных и шумных протестующих, эти люди имеют деньги, влияние и организации, имеют своих политиков в нужных местах. Антиутопия Маргарет Атвуд "Handmaid's tale" о служанке-рабыне в религиозном патриархате основана ведь не на пустом месте, а на идеалe этих фундаменталистов.

Когда возникает вакуум доверия к общественным и государственным институтам, его заполняют изначально маргинальные группы: «Братья мусульмане», Талибан, «Моральное большинство». Которые вместо либерального «мне ненавистно ваше мнение, но я отдам свою жизнь за ваше право его высказывать», говорят «твоё мнение неважно, делай как мы говорим, или тебе здесь не место». И вина в том власть предержащих, даже прекраснодушных и прогрессивных, если они не думают о том, как их слова и действия влияют на атмосферу общего доверия в обществе.

Маргинальные силы не могут проявлять себя в обстановке консенсуса, на то они и маргинальные. А вот когда общество расколото — то самое милое дело стать незаменимым балансом политического противостояния. Такие разные страны, как Украина, Израиль и США, являются иллюстрацией этого явления. Которое подвергает сомнению существование самого социума.

Все эти институции, законы и просто правила приличия работают только там, где все согласны с их наличием и готовы играть по установленным правилам. Как только кто-то по каким-то причинам заявляет, что он не согласен с правилами, что он не доверяет решениям, что он не будет подчинятся консенсусу — начинается кризис общества.

Как проблема президенства Дональда Трампа не в том, что у него особые взгляды, или методы, или моральные установки, а в том, что он отказывается играть по общим правилам. И многим это нравится, кому же не хочется быть независимым от общих ограничений. Но такое выкаблучивание также имеет и свою цену — потерю общественного доверия. Потому что если ты открыто назначаешь судью под себя, скажем, то с чего это я буду принимать решения такого судьи серьезно? И так мы все начинаем менять правила под себя, и таким образом это уже совсем не общие правила, а личные желания. Последствием такого подхода может быть либо насилие, пока не победит буквально сильнейший и установит свою диктатуру (а как же!), либо консолидация общества, которое понимает важность взаимного доверия для своего выживания, выживания государства и даже всех нас как биологического вида.

Доверие не прилагается к должности, к институту, к государству, его зарабатывают и поддерживают каждый день, каждым словом, каждым действием. Поэтому так важны протоколы, бюрократия, даже ритуалы. Сказать, что вор должен сидеть в тюрьме — это не сказать ничего. Приложить все усилия, чтобы вор сидел в тюрьме — тоже не обязательно хорошо. Только тогда, когда правильно зафиксировано нарушение, корректно возбуждено расследование, тщательно проведено следствие, юридически точно сформулировано обвинение, в открытом и конкурентном судебном процессе безоговорочно доказана вина, на основании чего судья выносит приговор, соответствующий обвинению и наказанию, при условии, что ни на одном из этапов не было ни малейшего процессуального нарушения даже в чистых формальностях, мы можем сказать, что вор должен и будет сидеть в тюрьме.

И на этом примере вы видите, что залогом доверия в обществе является компетентность носителей административной, законодательной и судебной власти, да и компетентность вообще. Именно не знание, не образование, не культура сами по себе, а компетентность на своём месте, будь ты плотник или полицейский. Хороший, знающий, образованный человек ещё не компетенция. Эти качества здорово иметь, но хирург не должен падать в обморок от вида крови, полицейский впадать в истерику при виде ножа, учитель колбаситься от зрелища разгулявшихся на уроке школьников. Вот тогда им можно доверять делать то, что они выбрали, или куда их выбрали.

Смотрите, дело не в том, что неоправданные убийства безоружных представителей этнических меньшинств американскими полицейскими на самом деле случаются исчезающе мало, а в том, что эти самые меньшинства полиции и государству не доверяют. Почему так — я уже писал. Поэтому не то, что реальный случай превышения полномочий, а простое субъективное восприятие события как такового уже способно всколыхнуть общество. Когда мы доверяем личности или институту — любой эксцесс воспринимается как аберрация, как исключение из общего правила. Нет доверия — чихни не так, и всё пойдёт кувырком. Любо-дорого смотреть в этом плане на реакции нелюбителей Зеленского или Порошенко на их реальные или воображаемые деяния. То же самое - в обществе отсутствует взаимное доверие. Любить кого-то совсем необязательно, но иметь некий общий знаменатель — жизненно необходимо.

Кстати, в сталинско-хрущевские времена была такая формулировка - «не оправдал доверия». Даже у тех упырей требовалось доверять хотя бы исполнителям преступной воли хозяина.

Поскольку за последние 6 лет я оставил сотни статей здесь на «Хвиле» по истории, этике и экономике, мне проще отослать вас к ним, если вам необходимы более детальные расклады, а самому начать закругляться.

Есть два момента во всем этом. Первый — нет ничего однозначного, ни в настоящем, ни будущем, ни в прошлом. Конечно, 100% памятников воздвигнуты людям, которым есть за что стыдиться. Мы просто не интересуемся историей как фактом. Как недавно в дискуссии со сторонником сноса памятков европейцам, по вине которых погибло неисчислимое количество коренных жителей Северной Америки, мне пришлось упомянуть, что обратное не случилось не столько по случаю врождённого миролюбия индейцев, а из-за технологической невозможности. Но если руки индейцев доходили до пленного европейца или представителя другого племени — тех мучили долго и изощренно днями, а то и неделями. Таков был обычай. Не случайно в книге Фенимора Купера Длинный Чулок издалека убивает из ружья пленного английского офицера, зная, что оказавшись у индейцев, это самый легкий способ уйти. Мой оппонент очень удивился, он никогда не думал в таком ключе. У него-то был красивый нарратив о плохих одних и хороших других. Прямо как в Украине. Это страшная бомба, заложенная в основание любого общества — история как нарратив. Лечить это необходимо образованием, научным подходом и изгнанием любой идеологии из учебных заведений. Религия — форма идеологии, если непонятно. Иначе общество начнет разделяться по нарративам, подпитывая политику идентификации, что мы и наблюдаем. Да, есть заметное влияние так называемых прогрессистов в западных учебных заведениях, но их критика исходит от таких же идеологов справа, не имеющих отношения к науке и знанию. Учить любить Родину не нужно. Как не нужно учить любить себя или свою идентичность. Нужно учить уважать себя за свои личные дела и поступки, а не идентифицировать себя с этническими, историческими, политическими, религиозными, классовыми группами. Я лично не выиграл ни одного сражения, не спас человечество на кресте, не вел забастовки. Я делаю то, что могу в предоставленных мне обстоятельствах.

И это ведёт нас ко второму моменту. Недавно стало употребляться хорошее словосочетание «героический гражданин». В наше время общего раздрая, где кто не с нами, тот идёт нахер, возникает потребность в героизме повседневной нормальности, которой можно доверять. В человеке, который стремиться жить в обществе, где ему нет необходимости запасаться оружием для реальной или воображаемой самозащиты, который видит в соседе не потенциального врага, а согражданина, который ищет не эмоциональной подпитки в речах политиков, а уверений в том, что они сделают всё, чтобы им, и институтам, и просто людям можно было бы доверять. Который если борется, то не против них, а за них, за всех за нас. То есть за общие институты, общие законы, общее образование, общие права, общие обязанности, общую ответственность. За обыденность нормальности, обыденность добра, обыденность взаимного доверия. Потому что демократия и республика — это неестественные состояния общества, их необходимо постоянно поддерживать и подновлять. Иначе вместо героического гражданина придёт героический генерал, или героический фельдфебель, или героический риелтор и наведёт свой порядок. И дело в том, что доверие — это общественное достояние и состояние. Доверие исключительно к одному человеку — просто слепая вера. Вера, как говориться, горами движет. Можно и так. Вон сколько вокруг сдвинутых гор.

Подписывайтесь на канал «Хвилі» в Telegram, на канал «Хвилі» в Youtube, страницу «Хвилі» в Facebook, страницу «Хвилі» в Instagram.