Время собирать камни

Прилет "черного" лебедя, по определению, всегда является неожиданностью. Невозможно предугадать какой именно риск из миллионов случайностей, происходящих в мире каждом мгновении, обрушит привычный ход жизни. Но ровно в такой же мере любая катастрофическая случайность является неизбежной. Как здание, построенное на прочном фундаменте, выстоит перед неожиданным ураганом, так и сообщество людей, будучи объединенным на основе принципов соответствующих реальности, будет способно преодолеть кризис, не разрушая себя до основания. Если же внешний шок приводит. к обрушению системы, то основная заслуга в этом принадлежит трещинам внутри ее, или же хрупкости материалов - принципов, лежащих в основе этого социального организма, но не как не внешней силе самой по себе.

Мировой кризис, спровоцированный эпидемией коронавируса, разворачивающийся в режиме реального времени, - самым радикальным образом демонстрирует хрупкость и иллюзорность социально-экономической системы, которую идеология глобального либерализма обозначала как безальтернативную норму. Разрыв ткани общественной жизни, переживаемый в эти дни, можно сравнить исключительно с эпохами мировых войн. Пока непонятно, насколько долго продлится активная фаза экономического кризиса, спровоцированного пандемией, но что по масштабам он превзойдет все, с чем мировая экономика сталкивалась в 21 веке несомненно - достаточно посмотреть на показатели заявлений на пособия по безработице в США, или то, что промышленный индекс Dow Jones уже всего лишь за месяц обрушился на 30%. Нельзя просто так взять и остановить экономическую модель, жизнеспособную только в условиях неорганического и неограниченного роста, и потом запустить ее заново.

Исторически в основе современной условно капиталистической доктрины лежат несколько интуитивно понятных тезисов. В XV веке францисканские монахи создали, по сути, современную бухгалтерию, которая позволила взглянуть на экономическую деятельность не как на сферу божественного дара и наказания, а как на рациональную науку. Сложив этот рационализм с набором ценностей, которые Макс Вебер, обозначил как протестантские: тяжелый и упорный труд, постоянное самоограничение, терпение, честность и долг, возник этос капитализма. При этом в культ возводилась личная ответственность за собственное благо. Неизбежно возникающие же в условиях капитализма, так называемые “провалы рынка” - моменты, когда рыночная саморегуляция не срабатывает, традиционно, включая, например, такие вещи как здравоохранение, стихийные бедствия и в целом неудачи происходящие с человеком по независящим от его достоинствам причинам, вплоть до начала XIX века разрешались с той мере, насколько позволяли механизмы общественной солидарности. Емкое описание этой черты капитализма, на примере самого развитого традиционного капиталистического общества - США XIX века, дает Алексис Токвилль: “Американцы всех возрастов, состояний и настроений постоянно объединяются. В Америке процветают не только торговые и промышленные ассоциация, в которых вовлечены практически все, то и тысячи других: религиозные, моральные, серьезные и несерьезные, маленькие и большие, очень общие и посвященные конкретному вопросу”. Экономический рост же достигался за счет, накопления, инвестиций и технологических инноваций.

Начало разбалансировки этой системы началось в XX веке. Во-первых, массово вместо механизмов общественной солидарности государство стало главным средством борьбы с провалами рынка. Во-вторых, возникла практика спасения производств, которые государство сочло too big to fail, хотя в капитализме таких бизнесов не может быть в принципе. Примеры можно найти по всему миру: от предприятий Большой Тройки автопрома в США во времена нефтяного шока 1970-х, АВТОВАЗ в России или завода “Арсенал” в Украине. Наконец, государство последние 150 лет последовательно наращивало объем социальных обязательств, которые оно не могло обеспечивать. Так, пенсионная система, возникшая как локальный механизм, необходимый исключительно для того чтобы обеспечить сносную старость новых немецких промышленных рабочих в конце XIX века, вырванных политикой индустриализации Отто фон Бисмарка из складывавшихся столетиями механизмов общинной солидарности, достигла в современности точки, когда единственный способ ее поддержания - наращивание государственного долга во всех государствах ее введших .

Нынешний корона - кризис уже стал апофеозом государственного вмешательства и государственной же безответственности. По-человечески понятно стремление помочь пострадавшим от результата действий внешней неконтролируемой силы. Однако предлагаемые меры напоминают стремление тушить пожар нефтью. В США объем предполагаемой господдержки граждан и экономики составит 7 триллионов долларов (30% ВВП за 2019 год), в Великобритании 330 миллиардов долларов или 30% годового бюджета страны. Эти меры не плохи сами по себе, но разрушительны в контексте того факта, что в предшествовавшие годы благополучия, государства не создавали резервного фонда путем накопления излишков, но напротив только наращивали свои долги, присваивая себе новые регулирующие полномочия. Такого фонда необходимых масштабов нет ни в одной из стран, эти средства так или иначе будут напечатаны, что в конечном итоге приведет к общему обнищанию через обесценивание денег как таковых. Когда человек, обладая хорошей зарплатой, каждый год открывает новую кредитку, не закрывая предыдущих, а потом, потеряв работу, открывает еще 10 кредитных карт, вряд ли кто-то назовет его мудрым. Но именно этим занимаются сейчас все государства, под аплодисменты публики. Введение же всего населения в полную зависимость от государственной машины - а именно этим логично завершается сведение единственного дохода абсолютного большинства к государственным пособиям, сравнимо с властью решать кому жить, а кому умирать, что вряд ли может быть дальше от идеалов личной ответственности капитализма.

И такое поведение государства связано не с экономическими, но идеологическими причинами. В конце концов, почему рост обязан быть неограниченным и неорганическим? Один из древнейших бизнес-планов, известных человечеству, предполагал откладывание 20% дохода государства в благополучные годы для того, чтобы иметь возможность сохранить макроэкономическую стабильность в годы кризиса (речь идет о сне фараона из книге Бытия). Но неограниченный экономический рост стал единственным способом поддерживать в настоящем моменте обещания глобального либерализма. От протестантской этики оказались даже США, где частный долг домохозяйств по кредитным картам превысил в 2020 году триллион долларов, долг по автокредитам превысил этот порог еще раньше в 2017 году. Именно так индивиды поддерживают в живых тот уровень потребления материальных благ, которым восхищается остальной мир, и который стал заменой сложной ткани общественной жизни.

Здесь необходимо небольшое отступление, в капитализме, с самого его зарождения присутствовала скрытая сторона, которая в итоге привела к нынешнему кризису. Будучи самой эффективной моделью производства экономических благ, капитализм мог процветать только в традиционном обществе, члены которого прекрасно понимали, что человеческая жизнь и человеческие потребности не ограничиваются экономикой и богатством Жизнь человека ценна сама по себе, но гораздо более ценна и необходима жизнь осмысленная. А именно эта осмысленность и была отнята глобальным либерализмом и капитализмом, в тот момент, когда, по сути, было провозглашено равенство экономического и человеческого. Экономика стала по сути “новой религией”, определяя, что хорошо, а что плохо для общества через призму математических расчетов и поклонение идолу роста ВВП. Например, когда речь идет об увеличении расходов на образование, науку и культуру говорится о том, что это хорошо, так как способствует росту ВВП, а не потому, что это способствует процветанию нравственных ценностей гражданина в обществе. Производство экономических благ стало, по сути, синонимом увеличения человеческой ценности, и поэтому экономический рост не имеет морального права останавливаться. Что в условиях ограниченной ресурсной базы стало весьма проблематичным и принципиально неисполнимым обещанием.

При этом, до недавнего времени предположение о жизни как о сфере бесконечного роста и прогресса удивило бы собеседника. На протяжении тысячелетий человеческая ценность не выражалась исключительно в его экономической полезности. Вплетенность в социальную ткань конкретного места, будь то деревня или город, организации, будь то университет или гильдия, семейного круга, наконец религиозной общины приносила людям ту самую осмысленность, которая необходима чтобы бороться с превратностями судьбы, такие как эпидемии или болезни. Современный либерализм - протест против имплицитной трагичности человеческого существования. Эпидемии подобные короновирусу не более чем предоставить должный свет этой части реальности. Но именно в условиях трагичного сосуществования институты и практики солидарности, субсидиарности и локальности - связи с конкретным социальным порядком существующим в конкретном месте наполняли жизнь трансцендентной ценностью. Человек - существо общественное, чтобы процветать как личность мы нуждаемся в помощи других людей - сограждан, соплеменников, родственников, односельчан и так далее. А идентичность места, которое остается неподвластным времени, сохраняя свою идентичность, вносило необходимую упорядоченность в хаотичность окружающего мира.

Именно эта сложная ткань идентичностей оказалась разрушена, и последовавшая атомизация, одиночество, чувство незащищенности и отчужденности стали условиями, в которых наращивание личных материальных благ и вера в полную независимость и самодостаточность индивида за счет будущих поколений, убийства общего будущего как такового, стало единственным массово-доступным способом существования. В таком контексте бунты молодежи на Западе по поводу климата, студенческого долга, молодежной безработице и гендерных прав - вплоть до наивного восторга бесчеловечной коммунистической системой (сторонники Берни Сандерса как самый яркий пример) понятны и естественны. И даже эта модель развития и процветания в кредит доступна не универсально, как заявляет идеология либерализма, но ограничена условным Западом.

Либеральный капитализм, в том виде, как он существует последние 75 - 120 лет не более чем паразит на традиции и ценностях, вырабатывавшихся человечеством тысячелетиями. Более того этот порядок, сам по себе либерализм не объективен и ценностно-нейтрален, как об этом часто говорят апологеты вне-локальных институтов. Есть меньшая ирония, когда люди, провозгласившие освобождение человека от любых религиозных авторитетов, говорят о свободе и демократии с таким придыханием, с каким можно говорить только о некой объективной ценности, а не о просто субъективно приятной вещи.

И тем не менее, выстроенная система, оказалось настолько хрупкой, что одна неправильно съеденная в Китае летучая мышь поставила под угрозу макроэкономическую стабильность в масштабах всего мира и сделала очевидной иллюзорность легитимности системы либерального капитализма. Проблема в том, что непонятно о том, что может последовать за этим крушением. Открывается время экспериментов, прежде всего экспериментов мысли. Вряд ли удастся придумать нечто жизнеспособное, и при этом игнорирующее все накопленные знания о человеческой природе. Но в том каким образом сочетать практически неизменные человеческие потребности и постоянно меняющие технологические возможности возможно множество вариантов.

В этом смысле Украина имеет одно из лучших положений, поскольку стране не так много чего осталось терять, кроме самой себя. Но прежде, чем начинать новый проект, необходимо договориться о целях и идеалах: какое общество желаемо и достижимо ли оно в принципе. Начинается время глобальной гражданской дискуссии и время собирать камни идей и смыслов, разбросанных сейчас по странам и областям знаниям, и ей можно только пожелать плодотворности, и кто знает, откуда возникнет идея, которая придаст миру новое осмысление.

Продолжение здесь

Подписывайтесь на канал «Хвилі» в Telegram, на канал «Хвилі» в Youtube, страницу «Хвилі» в Facebook,